В голосе юноши прозвучала горечь, и мне ужасно захотелось спросить почему, однако дети уже отстегнулись, распахнули двери и устремились наружу. Я немедленно последовала за ними, автоматически ухватив их за белые капюшоны.
– Кстати, Дончик рифмуется со словами «пончик» и «помпончик», – вскользь заметила я.
Я услышала, как Бен расхохотался у меня за спиной:
– Ты и правда прекрасно «понимаешь» детей!
Я всё-таки обернулась. Окошко его машины поехало вниз.
– Зато я прекрасно лажу со Старой Бертой. Не веришь – спроси Павла!
Больше всего на свете мне хотелось крепко пожать Бену руку, однако обе они были заняты белыми капюшонами.
Я понизила голос:
– Большое тебе спасибо! И за то, что ты нас не переехал, и за то, что не собираешься на меня жаловаться.
На секунду Бен посерьёзнел:
– Понятное дело. Практиканты не ябедничают друг на друга.
Я просияла. Я так и знала: тот, кому Павел способен доверить Толстую Бабёху, не может быть плохим человеком!
– Я рада, что ты такой милый, хотя у тебя такой противный… – восторженно начала я и вдруг запнулась. Симпатия симпатией, но, возможно, всё же было слишком рано говорить Бену о том, как я счастлива, что он не похож на своего папочку. – Хотя тот противный спуск ужасно нас напугал, правда. – Фраза получилась до крайности неуклюжей, ну да ладно.
Я отпустила дверцу машины, и она захлопнулась.
– Гляди-ка, неужели Фанни Функе из Ахима под Бременом возит детей, порученных её заботам, в незнакомой машине, с незнакомым субъектом, без детских кресел?
Пока мы любезничали с Беном, Дон успел преодолеть расстояние от входа до парковки. Он посмотрел вслед машине Бена, свернувшей в сторону конюшни, – по всей видимости, юноша хотел скормить лошадям гостинцы как можно скорее.
Дон повернулся ко мне:
– Вопрос в том, понравится ли это господину и госпоже Бауэр из Лимбурга-на-Лане. Кто спросит их об этом: ты или я? Кстати, вот и они сами.
С торжествующей ухмылкой «оленёнок» указал на белоснежный «мерседес» семейства Бауэр, как раз в эту минуту вплывший на гостиничную парковку и остановившийся рядом с нами. Из него, возбуждённо помахивая сумочкой от «Дольче и Габбана», вышла госпожа Бауэр:
– Ку-ку! Вот вы где, мои маленькие зайчатки! Как замечательно всё получилось. Вы хорошо поиграли с вашей милой няней?
– «Милая няня»? Как же! Радуйтесь, что они вообще остались живы… – начал было Дон.
Но госпожа Бауэр не расслышала его, потому что один из близнецов в это время завопил во всё горло:
– Дончик-Дончик, сладкий пончик, толстый розовый помпончик!
А другой в это время потребовал:
– Хочу ещё-о-о раз!
Господин Бауэр тоже выбрался из машины и небрежно сунул мне в ладонь мятую купюру.
– Большое вам спасибо, что присмотрели за нашими маленькими хулиганами.
– Ха-ха-ха! – снова попытался возразить Дон. – Какая чушь! Вам ведь не придёт в голову благодарить акулу за то, что она откусила вам мизинец, вместо того чтобы оттяпать всю ногу!
По счастью, господин Бауэр не обратил на его слова никакого внимания: его неугомонные сыновья обхватили его за ноги – один за левую, другой за правую – и без умолку трещали о классной снежной горке, по которой им так понравилось спускаться.
– Ну что вы! Ваши детишки были мне только в радость, – заверила я Бауэра-старшего.
В данный момент это даже соответствовало действительности. Чуть ли не со слезами радости на глазах я наблюдала за тем, как близнецы – как бишь их звали-то? – вместе с родителями залезли в машину, помахали мне и покатили прочь.
Когда машина скрылась за поворотом дороги, ведущей в долину, Дон разочарованно вздохнул:
– Кстати, у тебя шишка в волосах, Фанни Функе, и выглядит это на редкость по-идиотски.
Я подавила в себе желание немедленно схватиться за голову и вместо этого неторопливо развернула купюру, которую сунул мне Бауэр-старший. Это была бумажка в сто швейцарских франков. Меня чуть не хватил удар.
– Этого не может быть!.. – упавшим голосом сказал Дон.
А вот и может! Ха!
– Ну что ж, мой первый рабочий день в качестве самой плохой няни на свете оказался совсем не так уж плох. – Хотя я отдавала себе отчёт в том, что глупо так наслаждаться своим неожиданным триумфом, всё же не могла удержаться и погладила Дона по голове: – Как ты считаешь, Дончик-помпончик, радость моя?
Дон криво ухмыльнулся, но даже это не лишило его обаяния.
– Как хорошо, что праздники только начинаются, правда? – спросил он, шепелявя чуть больше обычного.