>>>
Привет!
Очень тяжело было читать о твоей поездке домой в Берген!
Я чувствую, что твои последние слова меня задели. Пожалуй, я давал слишком прагматичные ответы на те серьезные вопросы, которые ты мне задала. Ты, вероятно, заметила: с годами в силу своих занятий я стал узким специалистом. Но ведь необходимо придерживаться фактов. Можно, конечно, выдвигать самые разные гипотезы, однако необходимо основываться на том, что мы полагаем известным.
Возможно, меня сбило с толку слово «вера», в моем лексиконе его нет. Правильнее, вероятно, говорить об интуиции. Пожалуй, у меня больше интуиции, чем веры, особенно когда речь идет о совести.
>>>
Напиши об этом, Стейн! По-моему, «интуиция» — верное слово. Можешь, например, рассказать о том, что тебе приснилось, перед тем как мы встретились в гостинице. Ты, кажется, говорил, что это был космический сон?
>>>
Да, и он по-прежнему меня не оставляет! Как будто все это случилось не во сне, а наяву. Я и в самом деле сидел в космическом корабле…
>>>
Расскажи.
>>>
Весь день накануне встречи с тобой был каким-то необычным. Казалось бы, я ничего серьезного не делал, кроме как сидел в поезде и автобусе да прогуливался по знакомым местам, но я не в силах отделить этот день от ночного сна, которым все завершилось. Если можно, я расскажу про этот день.
>>>
Только не забудь про сон, а начинать можешь с чего хочешь. Кроме того, время у тебя есть, раньше завтрашнего дня я к компьютеру не подойду. Мне как-то неловко сидеть здесь и стучать по клавишам, пока Нильс Петер дома. Он терпеть не может, когда я сижу за компьютером, но дело не в нем, а во мне… Мне как-то не по себе, что он будет сидеть и слышать стук клавишей, пока я пишу тебе… Я сама не люблю быть рядом, когда люди пишут на компьютере письма. Почти то же самое, что слушать чужой разговор по мобильному в автобусе, в такси или на тропинке в Нурмарке[52], как-то тягостно и мучительно. А завтра у нас день составления учебных планов. Я этому рада. Приятно снова вернуться к работе.
>>>
Прекрасно, ведь мне понадобится время, чтобы ответить. Не знаю, когда объявлюсь снова.
>>>
Не теряй времени зря, Стейн!
Я слышу, как он покашливает. Пойду предложу ему бокал красного вина. То, что называется «nightcap»[53]. У нас в ходу этот жаргон.
Первый раз в этом году он зажег камин. Уютно.
> V
>>>
Вторник, 17 июля 2007 года. Я проснулся чуть свет от сильной грозы. День — серый, над Осло висят свинцовые тучи. Мне надо ехать поездом до Гуля[54], а оттуда автобусом до Лердаля и Фьерланна; путешествие часов на девять. Я не очень-то люблю путешествовать на машине в одиночку, мне больше нравится ездить на общественном транспорте; в этом случае я свободен и могу либо читать, либо просто отдохнуть.
Утром Берит подвезла меня на вокзал Люсакер, ей надо было съездить к отцу, отвезти ему кое-что из чистого белья. До отхода бергенского поезда в 8.21 оставалось несколько минут. Здесь раскатисто гремит гром; довольно мрачное летнее утро. Дождя нет, но металлически серые тучи вызывают впечатление ночи. Для гроз уже довольно поздно, но всякий раз, когда молния прорезает небо, я вижу ее. Но вот к платформе подходит бергенский поезд, и я сажусь в вагон. Как всегда, я позаботился о том, чтобы купить место у окна: вагон №5, место №30.
Вскоре я в Драммене, поезд движется к северу, вдоль Драмменского водного пути, его рек, ручьев и озер по направлению к Викерсунну и Хённефоссу. Тучи по-прежнему низко, верхушки деревьев в тумане, но в двух-трех метрах ниже туч видимость хорошая. В реке высокий уровень воды, у Тюри-фьорда вода тоже стоит высоко, некоторые мостики оказались под водой. Этим летом так было не раз, для крестьян это настоящее бедствие; наводнения, разливы и паводки нанесли многим областям страны, включая Драммен, немалый урон; урожай был погублен.
Не знаю, от погоды ли, но в поезде я сразу же стал серьезен и сосредоточен. Я был возбужден больше обычного, и это возбуждение вызвало какую-то небывалую сообразительность. Я все время ощущал напряженность в вагоне поезда, который проезжал через покрытую тяжелыми тучами местность. И спрашивал самого себя: что такое сознание? Что такое память и размышление? Что значит «вспоминать» и «забывать»? Что такое сидеть, как сейчас, и думать, думать о том, о чем надо думать? И прежде всего: является ли то, что мироздание способно осознавать само себя и свое собственное развитие, случайностью? Или же мирозданию сознание присуще изначально?
Я не впервые размышляю об этой фундаментальной проблеме. При удобных обстоятельствах я задавал этот вопрос биологам и астрофизикам, и их первой реакцией обычно был отказ или смущение по поводу самой постановки проблемы. В целом мой вопрос воспринимался как нечто непростительно наивное. Если же я повторял его, уточняя, что прошу лишь интуитивного ответа, то, как правило, мне говорили, что феномен сознания — не что иное, как случайность в космических масштабах.
Это ничуть не упраздняет некоей целенаправленности или сущности Вселенной, но зачастую воспринимается как самоочевидная предпосылка. То, что жизнь возникла на Земле, а биосфера развилась в такой степени, что ты называешь ее фрагменты «жемчужинками сознания», — не что иное, как проявление слепой случайности. Или, как выразился французский биолог и лауреат Нобелевской премии Жак Моно[55]: «Вселенная вовсе не была чревата жизнью, равно как и биосфера — человеком. Счастливый номер выпал нам так же случайно, как за игорным столом в Монте-Карло».
Когда категорию «жизнь» отвергают как существенный космический феномен, это можно выразить следующими словами: биосфера не вмещает предусмотренный класс объектов или явлений, а представляет собой особое явление, которое, разумеется, совместимо с первопринципами, но не может быть выведено из них. То есть, в сущности, не предусмотрено.
Это полезное уточнение, и можно считать, что утверждение Моно справедливо, даже если кажется, что нет какой-либо инстанции, способной подтвердить его подлинность. «Случайно» здесь означает, что мы говорим о столь странных и тем самым столь периферийных феноменах, что они, само собой, оказываются на обочине законов физики.
Но на этом поле ты меня не найдешь. С тех пор как мы жили вместе, я постоянно интуитивно чувствовал: для природы Вселенной характерно то, что жизнь и сознание возникли из природы. Вероятно, во мне все-таки живет сектант, обособленный если не космополит, то исследователь, работающий на математико-естественнонаучном факультете. Большинство астрономов, физиков и биологов, которых я встречал, настаивают как раз на противоположном. Ни жизнь, ни сознание невозможно вывести из безжизненной природы, как некий «существенный» или «необходимый» продукт.
Современное естествознание предусматривает, что атомы и субатомные частицы, а также звезды и галактики, антиматерия и черные дыры более существенны для понимания того, что такое Вселенная, а вовсе не жизнь и сознание, которые, как утверждает редукционистская наука, есть не что иное, как произвольные, случайные и, стало быть, «несущественные» стороны природы. То, что во Вселенной есть звезды и планеты, — необходимое последствие Большого Взрыва, а то, что есть жизнь и сознание, — всего лишь чистая случайность, чудовищный казус, космическая аномалия.
55