"Ракель", сказал я. "Это я. Твой отец хочет..."
Она выплюнула шипящую кровавую пену.
"Будет лучше, если этой новорожденной будет позволено удалиться с нами", сказала Женевьева, но не Хорде, а Уинтону. "Тут небольшое дельце с обвинением в убийстве."
Пухлое, мягкое, розовое лицо Уинтона задрожало. Он гневно посмотрел на Хорду. Гуру затрясся на своем троне и прогудел что-то невнятное.
"Убийство, Хорда?", спросил Уинтон. "Убийство? Кто сказал тебе, что мы можем позволить себе убийство?"
"Ничего такого не было", сказал Хорда/Йорга.
Мне хотелось пропороть его чем-нибудь. Но я подавил свой гнев. Он слишком боялся Уинтона, не того человека, которого воспринимаешь как непосредственную угрозу, но, очевидно, верховную шишку в УАЖ.
"Забирайте девушку", сказал мне Уинтон.
Ракель завыла в гневе и отчаянии. Я не знал, тот ли она человек, за которым мы пришли. Насколько я понимаю, некоторые вампиры после обращения полностью меняются, их предыдущая память выгорает, становится печальным белым пятном, заново рождаясь со страшной жаждой и бешеной хитростью.
"Если она убийца, то мы ее не хотим", сказал Уинтон. "Еще нет."
Я приблизился к Ракель. Другие культисты отшатнулись от нее. Ее лицо задвигалось, то раздуваясь, то разглаживаясь, словно прямо под кожей ползали плоские черви. Зубы как-то смешно удлинились, стали толстыми кочерыжками заостренной кости. Губы порваны и разбиты.
Когда я попытался прикоснуться к ней, она зашипела.
Эта ли девушка в муках обращения бросилась питаться кровью собственной матери, Линды, да зашла слишком далеко, сделав больше, чем намеревался ее человеческий разум, насыщаясь до тех пор, пока не утолила свою вайперскую жажду?
Я слишком хорошо представил себе эту картину. Я пытался совместить ее с тем, что рассказал мне Джуниор.
Он клялся, что Ракель невинна.
Но его дочь никогда не была невинной, ни как теплокровная личность, ни теперь, как новорожденный вампир.
Женевьева шагнула ближе к Ракель и смогла обхватить ее рукой. Она что-то зашептала в ухо девушки, уговаривая уйти, заменяя в ее разуме Мастера Смерти.
Ракель сделала свои первые шаги. Женевьева помогала ей. Потом Ракель встала, словно натолкнувшись на невидимую стену. Она посмотрела на Хорду/Йоргу с болью от его предательства во взгляде, и на Уинтона с тем умоляющим выражением, которое я хорошо понял. Ракель все еще оставалась собой, все пытаясь вымолить любовь у недостойных мужчин, все еще отчаянно стремясь выжить среди прорастающих в ней нитей злобы.
Ее внимание отвлек странный звук. Она сморщила нос.
Женевьева достала своего резинового утенка и крякнула им.
"Вперед, Ракель", сказала она, обращаясь к ней, как к счастливому щенку. "Приятная штучка, хочешь ее?"
И она снова крякнула.
Ракель попыталась улыбнуться своей чудовищной улыбкой. На ее щеке проступила маленькая капелька крови.
Мы уходили из "Уравнения Анти-Жизни."
x x x
Джуниор испугался собственной дочери. Да и кто бы не испугался.
Я снова был в Пудл-Спрингс, не там, где мне хотелось бы быть. Жена Джуниора с треском удалилась, в ярости на то, что эта последняя драма развивается не вокруг нее. Их дом был декорирован в дорогой, но уродливой, псевдо-испанской манере, в так называемом стиле ранчо, хотя на их земле не водился скот и не росли посевы.
Женевьева спокойно сидела на длинном сером диване Джуниора. Она смотрелась здесь, словно статуя каррарского мрамора на дешевой распродаже в районе Табачной дороги. Я налил себе скотча.
Отец и дочь смотрели друг на друга.
Ракель сейчас уже не была таким страшилищем. Женевьева привезла ее сюда, следуя моим указаниям. По дороге старшая вампирша каким-то образом передала новорожденной свои ноу-хау, помогая преодолевать шок превращения. У ракель клыки теперь были обычного размера, а кровавый туман в глазах стал всего лишь намеком. На воздухе она поэкспериментировала с вновь приобретенной скоростью, шевеля руками так быстро, что казалось их вовсе нет.
Но Джуниор был в страхе. Тяжелое молчание пришлось нарушить мне.
"Вот как все было", начал я приводить все в порядок. "Вы оба убили Линду. Разница лишь в том, что один из вас принес ее назад."
Джуниор закрыл лицо и упал на колени.
Ракель стояла над ним.
"Присоединившись к этой толпе в пустыне, Ракель превращалась много недель. Она чувствовала, как они обрабатывают ее разум, заставляя ее стать часть гарема или армии рабов. Ей нужен был кто-то сильный, стоящий на ее стороне, а от папочки толку не было. Поэтому она пошла к самой сильной личности в своей жизни и сделала ее еще сильнее. Она просто не смогла закончить дело до того, как в дом заявилось Уравнение Анти-Жизни. Она позвонила тебе, Джуниор, как раз перед тем, как погибнуть, сделавшись частью их семьи. Когда ты добрался до дома, все было так, как ты рассказал. Линда лежала на дне плавательного бассейна. Но она пошла туда, чтобы закончить превращение. Ты даже не слишком лгал мне - она было мертва. И ты взял молоток и пику - откуда она, не из теннисной ли сетки? - и сделал ее мертвой уже по-настоящему. Говорил ли ты себе, что делаешь это ради нее, чтобы она покоилась с миром? Или потому, что ты не хотел оставаться в городе - в мире - с еще более сильной Линдой Лоринг? Она же была бойцом. Спорю, она боролась с тобой."
На его запястьях были глубокие царапины, наподобие тех прорех на рубашке, что заметил прошлым вечером. Если б я был детективом типа "собери-всех-подозреваемых-в-библиотеке", я сразу обратил бы внимание на эту подробность.
Некоторое время Джуниор рыдал. Потом, так как никто не собирался его убивать, он развернулся и взглянул вверх с оттенком отталкивающего лукавства.
"Все законно, ты же знаешь", сказал он. "Линда была мертва."
Лицо Женевьевы было холодным. Я знал, что калифорнийские законы не признают статуса немертвых. Пока не признают. На этом вопросе сосредоточено достаточно вампиров-адвокатов, чтобы закон вскоре изменился.
"Это объяснение для копов", сказал я. "Милые люди. Ты всегда восхищался их эффективностью и вежливостью."
Под следами от слез Джуниор побелел. Дело об убийстве за такое не возбудят, но Токио и Эр-Рияд не захотят привлекать внимания к данной истории. Поэтому дело сильно повлияет на его позицию в компании "Ольрич Ойл энд Коппер". Да и ДППС найдет что-нибудь инкриминирующее: ложные или неполные показания, увечение трупа в корыстных целях (нет больше алиментов), презренная трусость.
Другой частный детектив оставил бы его наедине с Ракель.
Она стояла над своим отцом, ее кулаки взбухали новыми острыми когтями, выпущенными внутрь, отчего на ковер поддельного стиля "миссии" капала ее собственная кровь - та, которую она заставила отпить собственную мать.
Женевьева встала рядом с ней с утенком в руках.
"Пойдем со мной, Ракель", сказала она. "Прочь от темных кровавых пятен."
x x x
Через несколько дней в баре в Кауенге как раз напротив здания, где находился мой офис, я закашлялся от затяжки "Кэмелом".
Они меня нашли.
Ракель заново обрела себя, всюду порхая, флиртуя с мужчинами всех возрастов, острыми взглядами отмечая пульсирующие жилки на шеях и синие вены на их запястьях.
Женевьева заказала бокал бычьей крови.
Попробовав, она поморщилась.
"Я привыкла к свежей, прямо из быка", сказала она. "Эта прокисла."
"На следующей неделе мы получим живых поросят", сказал бармен. "Ремни уже приделаны, и мы заказали шейные втулки."
"Видишь", сказала мне Женевьева. "Мы здесь останемся. Мы уже рынок."
Я закашлялся еще пуще.
"Тебе надо бы что-то с этим сделать", тихо сказала она.
Я понял, что она имела в виду. Я мог бы стать вампиром. Кто знает: если Линде удалось это сделать, я тоже мог бы попытаться. Но, в общем, я слишком стар, чтобы меняться.
"Ты кого-то мне напоминаешь", сказала она. "Другого детектива. В другой стране, столетие назад."