— Напрашивается, чтобы поймали, — заявил Мордекай.
Кармин заглотил остатки рыбного сэндвича и вытер рот.
— Скорости можно прибавить?
— У меня двигатель на четыреста девяносто кубических дюймов и четырехцилиндровый карбюратор.
Мордекай вдавил в пол педаль газа, и двигатель взвыл, с жадностью поглощая бензин. Опытной рукой Мордекай невозмутимо направлял огромную машину сквозь транспортный поток, беззаботно перескакивая из ряда в ряд. Клаксоны просто надрывались от бешенства.
— Вижу проказника, — сказал он. — Вон он.
— Острое у вас зрение, дядюшка Морди.
— Очки — это так, для солидности. А с глазами у меня все в порядке. Единица. Ну или почти. Кстати, как тебе во Флориде?
— Жарко.
— Раньше здесь бывал?
— Нет, не приходилось.
Впереди возникла серая дымка, переливающаяся завеса горячего воздуха, поднимающегося от разогретого асфальта. Она, казалось, двигалась вместе с транспортным потоком, то и дело перемещаясь из стороны в сторону.
— Сейчас, сейчас, — подбодрил его Мордекай. — И оглянуться не успеешь, как окажешься в замке.
Позади них загудела сирена. Кармин оглянулся.
— Похоже, у нас проблемы.
— Не волнуйся, у меня стертые номера.
Мордекай перестроился в другой ряд, проехал мимо автобуса, затем по встречной полосе обогнал автомобиль. Стрелка спидометра дрожала на цифре восемьдесят пять, а в окно врывался влажный и душный воздух Флориды.
Звук сирены приближался. Мордекай снова вильнул на встречную полосу.
— Ага, вот мы их сейчас.
— Вон выход, — спокойно добавил Кармин. Портал метнулся вправо, прочь от дороги.
Мордекай, устремившись за ним, чуть было не снес капот трейлеру. Водители высказали свое негодование хором гудков.
Преследуя портал, «кадиллак» под рев полицейской сирены загремел вниз по наклонному съезду на двухполосную дорогу, игнорируя знак остановки.
Теперь по обеим сторонам дороги тянулся лес. Полицейская машина нагоняла их, вспышки красных огней отражались в зеркалах «кадиллака».
— Можем не успеть, — высказал свои опасения Кармин.
Сидевший на заднем сиденье Йонат отправил в рот последний кусок цыпленка и довольно улыбнулся.
— Ты женат? — спросил Мордекай.
— Да, — ответил Кармин, продолжая пристально глядеть перед собой.
— Дети есть?
— Двое: мальчик и девочка.
— Чудесно, — кивнул Мордекай, — мужчина должен быть женат.
— Похоже, мы его упустили, — сказал Кармин, наклоняясь, чтобы вглядеться повнимательнее.
Дорога впереди резко поворачивала влево. Портал снова исчез из виду.
— Не лучше ли нам притормозить, — нерешительно произнес Кармин. — Оплатишь штраф или внесешь залог.
— Не волнуйся. У меня в этом округе есть друзья — и отличный адвокат.
— Смотри, как бы хуже не вышло... Мордекай!
Колеблющаяся воздушная стена портала поджидала их как раз за поворотом. На педаль тормоза Мордекай нажать не успел.
Преисподняя, затем райские кущи
Лавa текла рекой, пепел носился в воздухе. Из трещин в земле вырывалось пламя. Метку «ти» устилали тлеющие угли, от которых дымились подошвы туфель. Такстон, ударив первым, попал в поток магмы. Мяч был проигран. Следующий мяч запрыгал по камням и исчез в расселине.
Второй. Скрипя зубами, Такстон достал следующий мяч и ударил. На сей раз мяч угодил на узкий фервей, где паслось стадо гиппогрифов. Один из них подобрался к мячу и схватил его.
Такстон отшвырнул свою клюшку в пузырящуюся впадину.
— Хватит! Гори все синим пламенем! Будь я проклят, если буду еще терпеть такое!
— На этот раз ты ни в чем не виноват, — согласился Далтон.
Над ними испуганно визжали гарпии, взмывали вверх подхваченные воздушными потоками драконы. Справа дымился, закрывая солнце, громадный вулкан, а в воздухе летали камни.
— О проклятье! Проклятье! — Такстон топнул с досады, вытащил третий вуд, прицелился и ударил драйвом. Мяч отскочил от гиппогрифа и затерялся в густой траве.
— Ко всем чертям, — отрезал Такстон, пряча клюшку обратно в мешок.
После драйва Далтона они, в сопровождении Цербера, начали переход через пустыню. Прошли мимо греющихся на солнышке василисков, которые, к счастью, молчали и не обращали на проходящих никакого внимания.
Земля тряслась, то здесь, то там недра ее разверзались, выпуская пар. Далтон чуть было не свалился в одну такую расщелину, да Цербер вовремя схватил его за шиворот. Мяч где-то затерялся, поэтому пришлось переигрывать.
Такстон наконец обнаружил в траве свой мяч и чипом выбил его с рафа, затем ударом четвертого айрона послал его на грин. Земля раскололась как раз в том месте, где упал мяч.
Не проронив ни слова, Такстон достал последний мяч.
Началось извержение, вулкан поливал поле огнем и засыпал пеплом. К тому времени, когда игроки добрались до паттинга, грин представлял собой дымящиеся руины, и им пришлось уворачиваться от валунов размером с автомобиль. Такстон при этом умудрился послать мяч в лунку.
— Делай свой патт! — крикнул он, перекрывая шум.
Далтон набрал шестерной богги. И они поспешили прочь.
По мере их продвижения ландшафт менялся. Гром затих, и дым рассеялся, словно они в музее переходили от одной диорамы к другой. Небо стало голубым, выросли деревья. Зазеленела густая трава. На рафе зацвели полевые цветы. Подул легкий ветерок, принеся аромат жасмина и лилий. Яркие солнечные лучи блестели на поверхности озера и напитывали поле желтым теплом.
Впереди открывался длинный и широкий фервей, аккуратно подстриженную поверхность которого лишь изредка нарушали бункеры.
На дубе, возвышавшемся рядом с «ти», висела табличка:
ЛУНКА 17?
Под табличкой, на столике для пикника, красовалось ведро со льдом, из которого соблазнительно выглядывала бутылка шампанского. На белой скатерти стояли два перевернутых вверх дном бокала.
— Как мило, — обрадовался Далтон. — Подарок от руководства клуба, я полагаю.
— Или от дьявола, — предположил Такстон, беря в руки бутылку и срывая фольгу. Он умелой рукой раскачивал пробку, пока та не вылетела, потом разлил шампанское по бокалам.
Далтон сделал глоток.
— Настоящее! Из провинции Шампань.
— Поверю тебе на слово. — Такстон одним махом опрокинул бокал в рот и налил себе еще.
От их одежды остались одни обугленные лохмотья. На волосах и плечах, словно снег, лежал пепел, а ботинки были прожжены и изрезаны. Такстон направил на Цербера струю шампанского, и тот с удовольствием подставил под нее язык.
К тому времени, когда они готовы были продолжать игру, все трое были уже порядком под хмельком, но на качестве гольфа это никак не сказалось. Драйвы у обоих игроков получались длинными и меткими.
На фервее пахло свежескошенной травой; в озере плескались и ныряли утки — обычные, немифологические утки, а в соседнем лесу чирикали птички — малиновки, воробьи и голубые сойки. Под тяжестью плодов ломились яблони, а в клевере на рафе жужжали пчелы. За три удара они прошли через фервей на грин.
Тишину грина нарушало только шлепанье сыпавшихся в лунку мячей. Оба игрока набрали по пару.
Такстон поставил метку и улыбнулся:
— Что ж, вот и все.
Далтон вздохнул:
— У меня лучшей игры в жизни не было. Никогда ее не забуду. — Он опустил паттер в мешок.
— Разве такое можно забыть? — Такстон перекинул мешок через плечо. — Теперь пора расплачиваться с клубом.
— Да, — торжественно кивнул Далтон. — Обязательно.
Они прошли между деревьями по ведущей вверх по пологому склону тропинке.
— Хотелось бы мне думать, что я жизнь свою прожил так, как сыграл эту игру, — медленно произнес Далтон.
— А ты так ее прожил?
— В том-то и дело, что нет. Иногда я сдавался, отказывался от борьбы, опускал руки.
— Со всеми такое случается, — отозвался Такстон.
— Но с возрастом учишься. Всегда есть возможность исправиться, измениться, что-то переделать. Никогда не поздно начать.
— Что ж, и я, надо сказать, кое-чему научился, — проговорил Такстон. — Не отчаивайся, не вешай носа и все такое.