неотступно сопровождал приятеля. На третий, сразу же после
завтрака, он сообщил извиняющимся тоном, что разлюбил охоту
не на шутку, и ему было бы гораздо приятнее поджидать
нагруженного добычей друга в лагере, занимаясь костром,
приготовлением еды и просушкой шкур. Конан расхохотался.
- Я удивляюсь, как ты еще выдержал эти два дня!
Думаешь, я не замечал, каким кислым становилось твое лицо,
лишь только я натягивал лук? Еще немного, и я бы сам
попросил тебя об этом: боги охоты не любят недовольных лиц
и отворачиваются от унылых охотников!
- Прости меня, Конан... Мне очень стыдно: я сам
пригласил тебя на охоту и сам же отказываюсь разделить
с тобой ее волнения, опасности и радости. Но пойми меня!
мне никак не забыть того олененка, убитого нами. Помнишь,
Алмена сказала, что душа его очень испугана, и мечется, и
ищет свою мать...
- Помню ли я? - Киммериец помрачнел и с горечью
усмехнулся. - Уж лучше бы мне было это забыть, клянусь
Кромом!.. Но не надо так долго извиняться. Я вовсе не в
обиде. У нас ведь с тобой остаются еще вечера, разве не
так?..
Вечера у лениво пляшущего костерка были долгими,
незаметно переходящими в тихие летние ночи. Уставший за
день, возбужденный и голодный охотник уписывал за обе щеки
то, что приготовил ему Шумри, а тот сопровождал процесс
насыщения приятеля тихой музыкой, легко пощипывая струны
лютни. Наевшись, Конан разваливался на новенькой, только что
высушенной шкуре медведя, и наступала пора долгих бесед.
Каждому было что рассказать другу, ведь со времени их
разлуки и Конан, и Шумри пережили и прочувствовали немало.
С каждым нем друзья вместе с парой неутомимых сильных
слуг забирались все глубже и глубже в глухие,
труднопроходимые чащи. Уже с третьего дня им перестали
попадаться какие-либо следы присутствия человека - ни
мостков через ручьи, ни охотничьих избушек, ни пней. Тропы,
по которым пробирались их кони, были протоптаны оленями и
лосями. Лоси, медведи и зубры, встречавшиеся им,
становились все более неосторожными, непугаными, что также
показывало, как редко в эти края забредал человек. Несмотря
на глушь, заблудиться они не боялись, так как на шее Шумри
висел медальон с трепещущей стрелкой, чей конец всегда
указывал точно на юг, тот самый, с которым они не так давно
совершали свое долгое путешествие к берегам Южного Океана.
На утро восьмого дня, когда в поисках нового места для
привала путники шли вниз по течению лесной речки, им
показалось, что лес начал светлеть. Высокие сосны и мрачные
ели все чаще сменялись легкомысленными березами. Речная вода
постепенно меняла свой цвет от иссиня-черной до бурой, затем
до прозрачно-зеленой. Наконец полог леса совсем раздвинулся
и впереди показалось широкое матово-синее озеро, в которое с
радостным плеском вливалась река.
Приятели решили пройти вдоль берега, чтобы выбрать
наиболее удобное место для ночлега. Копыта коней увязали
к крупном желтоватом песке, поэтому путники спешились. От
свежего влажного ветра, сменившего духоту леса, от
солнечных бликов на воде хотелось смеяться и громко
разговаривать о чем-то легком и необязательном.
- Гляди-ка! - неожиданно воскликнул Шумри. - Как это мы
не заметили сразу!
Конан повернулся в ту сторону, куда смотрел его
изумленный приятель. Пологий, усыпанный песком берег озера в
двухстах шагах от них плавно вздымался скальным уступом. На
плоской вершине уступа, утопая со всех сторон в зелени,
виднелся замок. Он был совсем небольшим, из светлого камня,
мрамора или известняка. Удивительная соразмерность всех его
частей, чистота и белизна стен и башен придавали ему вид
легкий и грандиозный.
- Птица! - выдохнул немедиец. - Ты только погляди,
Конан! Белая птица присела на уступе над озером. Если
громко крикнуть, она испугается, взмахнет крыльями и
взлетит!..
- Не взлетит, - возразил более приземленный его
приятель. - Не такой уж он легонький, как кажется. Я думаю,
комнат пятнадцать в нем есть. Мне вот что интересно: где
селяне, которые кормят владельцев этого замка? Где их поля,
огороды, хижины? Где, наконец, дорога, по которой можно к
нему добраться, не рискуя поломать ноги лошадям?..
- Видимо, все это находится севернее и отсюда просто не
видно, - ответил Шумри не сводя зачарованных глаз с вершины
скалы. - Ты как хочешь, Конан, а я умру, если не постучусь в
эти мраморные ворота и не увижу хозяина этого дива.
- Сдается мне, что скорее ты умрешь, если постучишься,
- усмехнулся киммериец. - Таинственные замки в полной
глуши и безлюдье не внушают мне особого доверия. Ты имеешь
хоть какое-нибудь представление о том, кто его хозяин? Ведь
то твои края, Шумри. Ты что-нибудь об этом слышал?
- Никогда и ничего! - ответил Шумри пылко. - Но, умоляю
тебя, Конан, если мы промедлим еще немного, я опять-таки
умру - меня разорвет изнутри неудовлетворенное любопытство.
- Я тебя умоляю! - Конан в комическом испуге взмахнул
руками. - Только не рядом со мной!
Впрочем, препирались они недолго. Конан довольно скоро
согласился посетить белоснежный замок. Предусмотрительный
киммериец настоял лишь на том, чтобы слуги их вместе с
лошадьми оставались на берегу озера. Если к вечеру
следующего дня Конан и Шумри не вернутся, то будет означать,
что они в плену - если не хуже, - и в этом случае слуги
должны будут как можно скорее добраться до замка Шумри с
этой печальной и побуждающей к действию вестью.
Со стороны озера добраться к замку было невозможно,
поэтому друзья снова вошли в лес и с помощью трепещущей
стрелки скоро вышли к уступу с северной стороны. Как и
предполагал Шумри, здесь была дорога. Правда, была она
столь узкой и поджимаемой со всех сторон можжевельником,
что больше напоминала тропу. Ни огородов селян, ни полей с