— Капля жизни еще держится во мне для того, чтобы я пошел сейчас с вами, — ответил Больд. — Убить колдунью я не в силах. Но в силах заслонить кого-нибудь из вас от меча или стрелы стражника. Мне же будет достаточно того, что последняя капля моей жизни будет потрачена не напрасно.
Какое-то время все молчали. Конан не знал, что ответить Больду. Брать с собой тяжелобольного человека казалось ему ненужной обузой. Но и отказать ему он не мог. Молчание нарушил Шумри.
— Конечно же, ты пойдешь с нами, Больд, — сказал он.
Но только не думай о зловещем клюве, думай о чудесной своей кольчуге. Она помогла тебе здесь два раза, поможет и в третий.
Больд медленно покачал головой, но ничего не сказал.
— Не будьте же столь безрассудны! Ведь это верная смерть! — закричал вдруг притихший было старик. — Боги подарили вам жизнь, так возблагодарите их и поспешите к себе домой! Не возвращайтесь в замок! Я не все рассказал вам, да я и знаю о ней далеко не все!.. Я не знаю, к примеру, что за таинственная связь существует между цветами и ней! Я не знаю, на что еще способны эти цветы, кроме как усыплять людей своим запахом. Не обольщайтесь: вам не удастся уничтожить ее! Вы только погибнете сами…
Одумайтесь, заклинаю вас всеми богами: одумайтесь!..
— Оставь свои причитания, старик, — оборвал его Конан.
— Сдается мне, ты беспокоишься не о нас. Что тебе мы?..
Пуще всего на свете ты боишься, что в твою жалкую лачугу перестанут доноситься слабые ароматы ее цветов, слабые отголоски ее пения.
Старик сник. Голова его затряслась еще чаще, пальцы беспрерывно теребили край нищенского рукава.
— Я забочусь о вас, — выдавил он наконец. — Но и в твоих словах есть правда. Когда я перестану ощущать ее ароматы, ее пение — жизнь покинет меня.
— Ну так что же? — безжалостно возразил Конан. — Как я понял, тебе уже около сотни лет. И хватит с тебя. Нехорошо быть жадным: мало кто топчет зеленую травку так долго, как ты.
Старик совсем съежился и стал таким жалким, что Шумри не выдержал.
— Прошу тебя, Конан, не добивай своими словами того, кто и так безмерно измучен. Лучше пойдем поскорее! Уже смеркается, скоро опустится непроглядная тьма.
— На такие дела как раз и надо идти во тьме, откликнулся киммериец. — Ночью стрелы ее стражников будет куда реже попадать в цель. Может быть, и проклятые цветы по ночам засыпают…
— Подождите, — забормотал старик, — я кое-что вспомнил… Цветы не засыпают, нет-нет… — Он долго рылся в одном из своих ящичков, грозящий каждый момент рассыпаться в труху, потом протянул Шумри что-то, завернутое в грязную тряпицу.
— Что это? — удивленно спросил тот.
— Это порошок одной горной травки. Его надо нюхать…
Не часто, время от времени. У него такой сильный запах, что перебивает все иные. Ароматы синих цветов не смогут вас усыпить…
Конан обмакнул палец в мелкий серый порошок и поднес к ноздрям. От резкого, как удар плетью, запаха его всего передернуло.
— Неплохо, старик, — одобрительно заметил он. — Если только ты не подсовываешь нам какую-нибудь отраву.
— Это не отрава, клянусь честью, — проговорил Больд, незаметно покинувший свое ложе и опирающийся на длинный, матово светящийся в полутьме меч. — Нам пора, любезные гости. *** Прежде всего Конан, Шумри и Больд — несмотря на слабость, он шел довольно быстро, лишь изредка на миг останавливаясь, чтобы перевести дыхание — вышли на берег озера, к тому месту, где были оставлены слуги и лошади.
Слугам, крепким молодым ребятам, отлично владеющим мечом и луком, коротко рассказали о сути предстоящей битвы.
Разделили на пять равных частей пахучий порошок, запаслись мотком прочной веревки и, стараясь не производить шума, двинулись в сторону замка.
Ночь была светлой, так как недавно минуло полнолуние, и рыжеватая, похожая на новую бронзовую монету луна освещала все уступы и впадины. Было решено пробираться в замок со стороны озера, несмотря на то, что крутизна скал, даже при ярком дневном свете, представляла собой немалую опасность.
Конан лез первым, вжимаясь в нагретые за день камни. В левой руке его был свободный конец веревки, которую поочередно закреплял за устойчивые скальные выступы. Тем самым он значительно облегчал восхождение остальным спутникам, которые, обматывая веревку вокруг тела, уже не рисковали сорваться вниз. Шумри лез сразу же за Больдом, ненавязчиво оберегая его, в нужный момент подставляя колено или плечо. В ночной тишине раздавались только тяжелое дыхание, шорох мелких камней да слабый стук ножен о скалы.
Как только все благополучно добрались до вершины уступа, киммериец зловещим шепотом приказал издавать еще меньше звуков и осторожно, почти без всплеска, нырнул в черную воду рва, зажав предварительно в зубах тряпицу с пахучим порошком. Ногу его царапнуло чешуей одной из откормленных рыб, и Конана передернуло от отвращения. Подтянувшись на руках, он выбрался на узкий, шириной в полступни, карниз, отделяющей край рва от основания мраморной ограды замка.
После нескольких неудачных попыток ему удалось перебросить конец веревки на одну из толстых ветвей дерева, растущего у самой ограды. Миг — и киммериец очутился на верху стены, над самым садом с синими цветами. Благодаря веревке и ловкости Конана остальные спутники были избавлены от купания в ледяной воде и довольно скоро, один за другим, перебрались к нему. Прежде чем спрыгнуть в сад, каждый втянул ноздрями несколько пронзительно пахнущих крупиц порошка горной травки. Впрочем, запах синих цветов все равно ощущался.
— Послушай! — тревожно прошептал Шумри, коснувшись рукава киммерийца. — Они пахнут не так, как раньше! Намного сильней и… по-другому. Запах уже не сладкий, но жгучий, ты чувствуешь?! — Понюхай еще порошка, — посоветовал Конан.
Насморк его не только не успел пройти, но еще усугубился повторным купанием, и он не мог проникнуться тревогой приятеля.
Шумри вдохнул несколько раз порошок и зажал нос. Конан осторожно двинулся по искрящимся в свете луны осколкам горного хрусталя. Они захрустели, и он сошел с дорожки в усыпанную цветами траву.
— Хорошо бы эта ведьма спала в саду, — пробормотал он, внимательно оглядываясь вокруг. — Ведь в замке ей душно…
В тот же миг он увидел Веллию, действительно возлежащую на траве, окруженную качающимися голубыми и лиловыми головками. Она была обнаженной, как и в их первую встречу.
Пушистые, слабо блестящие в свете луны волосы укрывали ее, словно золотистая пена, словно нежные водоросли на морском дне. Они слабо вздымались в такт ее дыханию.
Конан оглянулся и дал знак своим спутникам, призывая к полному молчанию. Но сам тут же нарушил его, схватившись за правую голень, которую обожгло резкой болью.
— Копыта Нергала!..
Он с трудом оторвал один из синих цветов, похожий на большой колокольчик, присосавшийся к ноге и прожегший прочную кожаную штанину. На том месте, где лепестки прикасались к коже, появилась кровоточащая язва.
— Остерегайтесь цветов! — громким шепотом предупредил он своих спутников.
Но было поздно. Молчание ночи прорезал хриплый вскрик.
Один из слуг Шумри, захлебываясь воплем, отрывал от шеи цветок, протянувшийся к нему с ветки дерева. На месте вгрызшихся лепестков зияла рана — из порванной сонной артерии толчками выплескивалась кровь, казавшаяся в свете луны черной.