Сообщение закончилось приступом хохота. Я пинком захлопнула дверь и, не ощутив удовлетворения, свирепо подумала, не расколошматить ли автоответчик о стену. Когда любовь в аварийном состоянии, нужно любой ценой избегать голубков, переживающих пик идеальных романтических отношений. Я попыталась вспомнить, нет ли среди моих друзей страдальца, недавно пережившего любовную драму. Мне срочно требовался человек, страдающий от острой наркотической зависимости или целой коллекции тяжелейших комплексов, не позволяющих вступать в осмысленные взаимоотношения; короче говоря, человек, рядом с которым я бы порадовалась за собственную судьбу. А зачем еще нужны друзья?
Сообщение Салли было стерто сразу же. Я боялась, что по ошибке могу прослушать его еще раз. Меня так и тянуло подойти к автоответчику с ломом. Типичная проблема скульптора – в квартире валяется масса инструментов, которые так и манят совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Меня окатила волна ненависти к Хьюго; если бы я увидела его в эту минуту, наверняка поддалась бы инстинктам, ни на секунду не вспомнив, что у меня есть мозги.
Зазвонил телефон. Я схватила себя за руку, дернувшуюся к трубке, и нашла в себе силы подождать, пока он не прозвонит несколько раз. Мне не хотелось производить впечатление особы, которая не отходит от телефона в ожидании звонка.
– Алло? – сказала я голосом человека, которому совершенно неинтересно знать, кто и зачем ему звонит.
– Здравствуй, дорогая Модести, – протянул Хьюго. – Это я.
Если это была попытка меня очаровать, то она с треском провалилась. Я в ярости смотрела на телефон.
– Послушай, дорогая, – продолжал Хьюго. – Мне очень нужно с тобой повидаться.
– Неужели? – холодно отозвалась я.
– Ты на меня злишься, да? Приезжай ко мне, дай мне шанс извиниться. Я буду пресмыкаться, обещаю.
– Мог бы и вчера позвонить, – угрюмо пробурчала я.
– Слушай, давай обсудим все это в другой обстановке, чтобы я мог видеть свирепые рожи, которые ты сейчас корчишь. Приди ко мне!
В голосе Хьюго слышалась какая-то непонятная интонация. Все было бы прото, если бы он еще злился на меня или даже собирался послать меня куда подальше. Но тогда зачем звонит? И настаивает, чтобы я к нему пришла? Как-то странно.
– У тебя все в порядке? – медленно спросила я.
– Конечно, Модести. Все превосходно. Если не считать того факта, что ты на меня зла. Давай приезжай, будем мириться.
– Хорошо. Закончу свои дела и приеду. Где-нибудь через час.
– Приезжай как можно скорее, милая.
Я повесила трубку и недоуменно уставилась в стену. Хьюго всегда говорит бесцеремонно и легкомысленно, но при этом в его голосе, как правило, нет напряжения, а это очень важно. А сейчас его голос был натянут, как тетива лука. Игривые слова мало вязались с интонациями. И почему он называл меня Модести?
Я сняла трубку и набрала рабочий номер Хоукинса. Каким-то чудом тот оказался на месте. Он ответил раздраженно, но, узнав меня, тут же изменился в голосе – стал подозрительным.
– Не надо так со мной разговаривать, – упрекнула его я. – Это не очень вежливо. Постарайся сделать вид, что рад меня слышать.
– С какой стати? Ты звонишь, только когда тебе что-нибудь нужно.
– Не думаю, что ты бы повеселел, если б я сказала, что звоню, потому что хочу тебя, – заметила я.
Неверная тактика. Хоукинс смягчился:
– Ты поэтому мне звонишь, Сэм? Ты хочешь встретиться?
– Да, в некотором роде. То есть было бы здорово повидаться, но на самом деле сперва мне нужно кое-что выяснить. – Я путалась совершенно бездарно. – Если ты не против мне помочь…
– Больше всего меня бесит не то, насколько очевидна твоя фальшь, а то, что ты прекрасно знаешь, что тебе совершенно не к чему меня обхаживать и я в любом случае тебе помогу. Мне нужно лечиться.
– Хоукинс, – твердо сказала я, – обидчивость – неаппетитная штука. Запомни. Кстати говоря, я существо небесполезное. Вспомни той случай с банком.
– Это было не на моем участке. К тому же нам удалось посадить его только за наркоту, а не за убийство. Ты не нашла никаких доказательств.
– Боже, какой ты раздражительный сегодня. Что случилось?
– Тебе неинтересно. – За такой фразой, как правило, следовал рассказ, который мне вроде как «неинтересен». Я помолчала, и Хоукинс, естественно, пустился в свое печальное повествование. – Дафна с мамашей пытаются заставить меня выбрать отель для свадьбы и беспрерывно пристают с вопросами типа «стоит ли заказывать холодного лосося» – ну и с прочей чушью. Просто ни на что не хватает времени.
– Не понимаю, зачем они вообще тебя в это втянули. Занимались бы сами в свое удовольствие.
– Именно это я и твержу Дафне, но она хочет, чтобы я тоже принимал участие в свадьбе. Господи, я ведь женюсь на ней. Можно ли участвовать в свадьбе более активно?
Хоукинс испустил вздох, полный печали и тоски. Я когда-то знала одного добермана, который вздыхал точно так же. Самый унылый звук на свете.
– Слушай, – предприимчиво вставила я, – тебе нужно отвлечься. Может, займешься работой?
Хоукинс опять вздохнул.
– Ладно, – сказал он голосом человека, раздавленного жизнью. – На это я куплюсь. Выкладывай, что у тебя на этот раз?
Примерно через час я припарковалась у дома Хьюго. Пока здесь несложно найти место для машины, но лет через десять в Спиталфилдс будет так же тесно, как в Кенсингтоне. Даже яппи, что ходят на работу в черном и на досуге полистывают глянцевые журналы, любят свои машины и ищут для них места посвободнее. Но пока мой «эскорт» вписывался в эту обстановку как нельзя лучше. Я собиралась покупать новую машину и с вожделением посматривала на попадавшиеся на пути «корсы». На самом деле мне хотелось бы обзавестись пикапом, но тогда пришлось бы переезжать в деревню, а это как-то уж слишком – приспосабливать свои жилищные условия к требованиям автомобиля. Хотя не так уж и слишком. Я ведь помешана на автомобилях. Самую малость.
Я нажала кнопку домофона. Дверь открылась сразу же. На лестничной клетке было тихо, как в могиле. Скрип моих кожаных штанов и деревянных досок казался настолько оглушительным, что мог разбудить мертвых. Дверь в квартиру Хьюго была приоткрыта, что меня не удивило. Я осторожно отворила ее пошире. Как правило, из квартиры неслась громкая музыка. У Хьюго невероятно эклектичный вкус, и невозможно догадаться, что он будет слушать в следующий раз. Но музыка в его жилище до сих пор звучала непременно. Кроме того, раньше Хьюго никогда не оставлял дверь открытой.
Прежде чем переступить порог, я на секунду задумалась. Голые доски скрипели под моими башмаками. Как бы то ни было, Хьюго знает, что я здесь, – дверь-то он открыл. Но мне почему-то вдруг захотелось, чтобы пол был покрыт ковром, пусть это нынче и не модно. Не нравилось мне столь навязчиво заявлять о своем прибытии. Терпеть не могу быть очевидной.
Хьюго сидел на стуле в гостиной. На его лице было незнакомое мне выражение, и, если бы он спросил меня, как мне его новая физиономия, пришлось бы честно ответить – абсолютно не нравится. Впрочем, не могу его в этом винить. Сомневаюсь, что, если бы меня привязали к стулу и готовились воткнуть в мою руку иглу, я выглядела бы менее напряженной, нервной и… – добавьте все остальные эпитеты, которыми пользуются производители таблеток от головной боли, чтобы описать то состояние, когда надо принять пару пилюль с кодеином.
Потряс меня тот, кто держал ампулу-иглу – крохотную белую штучку, выглядевшую безобидной игрушкой. Пришлось напомнить себе, что за вещество находится внутри, чтобы не притупилось чувство опасности. Хьюго переживал это чувство без особых усилий, но игла была гораздо ближе к нему, чем ко мне.