- У тебя нет причин для того, чтобы ненавидеть меня.
- У Каяна есть.
- Возможно. Но ты не Каян, - Тимофей прислонился к яблоне и смотрел на неё древними золотыми глазами. – Тебе интересно, почему я пригласил тебя в сон? После того отвратительного впечатления о тебе в первый раз?
- Я не единственная, кто оставил отвратительное впечатление.
Тимофей проигнорировал это и продолжил:
- Я привёл тебя сюда, потому что считаю, что Алексиус и вправду любил тебя, даже до того, как узнал, что ты волшебница из пророчества. Я знал Алексиуса лучше, чем кто-либо другой, и он не подарил бы свою любовь кому-то, кто не имеет истинной ценности. Он умер, спасая тебя.
Неожиданные слова об Алексиусе словно вырвали её сердце.
Она открыла рот, чтобы возразить, но не смогла найти слова. Только глаза сильнее жгло.
- Скажи, Люция, много радости в смерти и разрушениях? В криках невинных, которых Каян убивает, чтобы ему стало легче, чтобы дать тебе силу? Чтобы ты чувствовала себя могущественной?
Его резкие слова - слова, что были так созвучны с сомнениями его сердца, - перехватили её дыхание. Но она не позволила этого. Если она не будет сильной, она потеряет контроль над собой.
- Скажи мне, Тимофей, - сказала она, - разве я пугаю тебя?
Он поднял бровь.
- Ты? Пугаешь меня?
- Любая мысль о том, что Миленья могла держать тебя каждый раз во сне, ожидая, что скоро ты закончишь своё безмерное существование?
- Не так сильно, как ты хочешь верить, - Тимофей долго смотрел на неё, а взгляд оставался пристальным. – Ты должна знать, что даже когда Эва была слаба, она не теряла веру в миссию защиты сира. Она единственная, кому я полностью доверял. Даже после того, как она влюбилась в смертного.
Знание об убывающей силе Эвы беспокоило её с той поры, как Тимофей впервые упомянул об этом.
- Я не понимаю, - сказала она. – Если Эва была первой, самой сильной волшебницей, как она могла позволить себя победить и отобрать магию?
Взгляд Тимофея блуждал где-то далеко.
- Её магия была ослаблена наполовину смертным ребёнком, что она носила. Секрет, что она скрывала от всех и от меня. Когда Миленья узнала о беременности Эвы, она использовала это как возможность получить силу, убивая старейшин, и Эва не смогла себя защитить.
- Таким образом, Эва не знала своего будущего.
- Я тоже. Но я видел много версий твоего. Советую мудро выбирать путь.
- Скажи мне варианты, может, я лучше стану тебя понимать! – эти фразы сорвались с её уст. – Если хочешь, чтобы я поступила правильно, так сильно, то зачем вытягиваешь меня в сны, молча о последствиях?!
Но Тимофей не ответил, вместо этого луг пропал в темноте.
Люция открыла глаза и поняла, что лежит в постели в гостинице.
- Много версий моего будущего… - прошептала она вслух.
Внезапно на неё накатилась бесконечная волна тошноты. Она помчалась к горшку, едва успев добраться до него, прежде чем её вырвала. Это случалось уже третье утро подряд, и она знала, что эта болезнь ослабляла её магию.
Она не чувствовала себя так плохо никогда прежде.
И она ненавидела слабость.
- Глупый Тимофей, - она сидела на полу в маленькой комнатке, подтянув колени к груди, покачиваясь взад и вперёд. Когда она ждала следующей волны тошноты, она вспомнила, что ей сказал бессмертный о колдунье.
Несмотря на её огромную власть, несмотря на бессмертие, магия Эвы ослабла, когда наполовину смертный ребёнок рос в ней.
Люция думала, что её магия исчезает.
Она замерла и шумно вдохнула воздух, задержав дыхание настолько долго, что голова закружилась.
- О богиня, - прошептала она. – Я беременна.
Глава 26
Клео
Лимерос
С тех пор, как Клео и Йонас отбыли в Крешию, Клео уделяла больше внимания своим занятиям по стрельбе излука. Но всё же, лучше навыки не становились.
Между разочарованием в себе и более невыносимой, постоянной необходимостью лорда Курта очернить Магнуса из-за плачевного состояния Лимероса сейчас, что он говорил, её терпение уже не могло метаться и закончилось.
Так что, этим утром, особенно разочаровавшись в пропущенных целях и нытье господина Курта, она отказалась.
Клео вернулась в свои покои, бросив на пол перчатки и плащ, и села на край кровати. Оттуда она могла видеть себя в маленьком зеркале.
- Что ты до сих пор здесь делаешь? – спросила она своё отражение.
Нерисса задавала ей этот вопрос лишь вчера.
Она не нашла ответ тогда, и поняла, что его нет сегодня даже для себя. Какова её цель в этом холодном, суровом дворце? Да, но она потеряет королевское положение, если уйдёт.
Она должна оставаться тут – тратить время и ждать, ждать, ждать.
"Хватит ждать".
Она была слишком опечалена, когда узнала, что Ирена, ссыльная хранительница, умерла, но не удивилась. Ирена была стара, когда Клео видела её.
И сейчас Клео понимала, что придётся искать другую изгнанную Хранительницу, чтобы получить ответы.
Она подошла к окну и подняла камешек на подоконнике, под которым прятала обсидиановый шар.
Но там было пусто.
Она моргнула, осматриваясь. Конечно, Родич должен быть тут – она не перемещала его. Она повернулась вокруг своей оси, осматривая комнату, пытаясь увидеть, изменилось ли что-то.
-Нет. Именно здесь, - она вновь посмотрела под подоконником, но не нашла чёрный шар.
Её сердце забилось.
Родич пропал.
Кто-то украл его. Но кто?
Конечно, не Нерисса, единственная, кто знал о тайнике. Клео доверяла Нериссе и отказывалась сомневаться в ней.
Может быть, горничная или слуга случайно обнаружили, когда убирались? Но если да, то зачем украли? Для непосвящённых это было лишь большим куском мрамора.
- Кто мог это сделать? – прошептала она вслух. Кто ещё знал о Родичах и рисковал жизнью, обыскивая её личные покои, чтобы найти это.
А после ответ ледяной вспышкой пришёл ей.
***
Она пришла к тронному залу слишком быстро, но стража открыла двери быстрее, чем она попросила. Магнус был внутри, ожидал её, заняв отцовский престол.
Принц одевался в чёрное с головы до пят, как всегда, словно гармонируя с престолом, залом, всем дворцом. Но, несмотря на это, она увидела Родич Земли сразу же. Магнус держал его в правой руке.
- Посмотри-ка, что я нашёл, - сказал он, подбрасывая его, когда Клео подошла к трону. – Отвратительно, но он был у тебя. У тебя были идеи относительно его местонахождения?
- Это моё, - прошипела она.
- В самом деле, принцесса, это находилось в моём дворце, а значит, моё, - он держал шар прямо у лица и изучал его. – Обсидиан – такой красивый цвет… Будем считать, что Агеллон принёс тебе это.
Она молчала, её челюсть решительно сжалась, и девушка скрестила руки на груди.
- Принцесса, тишина сегодня не даст тебе ничего хорошего.
- Мне нечего сказать.
- Всё нормально. Мне есть что сказать, и я поговорю за нас обоих. То, что у меня в руке – твёрдое доказательство, что ты лгунья, всё ещё сотрудничающая с повстанцами и скрывающая от меня важную информацию. Ты точно знала, почему Родича не было в храме Клейоны, когда мы попытались утвердить его. Почему ты не сказала мне об этом?
Смешок сорвался с её губ.
- Почему? Несмотря на красивые обещания и твои устные договорённости с Йонасом, ты всегда очень ясно показывал, что мы враги – сегодня, завтра, всегда.
- И как же я это ясно показал? Тогда, когда спас свою маленькую подружку повстанцев от казни? Или предложение вернуть тебе царство, после всей твоей лжи в прошлом? Всех предательств?
Его взгляд стал холодным.
- Я говорил правду. И если кто-то и способен так соврать, это ты. А теперь, - он указал на шар, - я передумал. Вся Митика будет моя. Вся. Это куда лучше для меня. Никогда не любил делиться своими игрушками.