Всё это проходило на фоне очередного учебного квинка. Кстати, нарвался на очередные розги, причём по невнимательности: на уроке по химии влез в явно не известные местным разделы, так что по итогам был порот за “обман преподавателя пренаглый: фантазии, выдаваемые за знания”.
Ну, всего один раз за квинк, потирал я многострадальный орган познания, вполне терпимо. Да и, нужно признать, я сам себе злобный буратина: столь расслабился, что перестал по ряду предметов просматривать учебник перед уроком.
Физические занятия при обильном питании выходили весьма продуктивными, я даже задумался об утренних пробежках. Правда, допустимость такого мне была неизвестна, так что я отловил старичка-управдома, на тему “а можно ли?”
— Гимнастикой заниматься, говоришь? — проскрипел старичок, на что я покивал. — Телесами обнажёнными, бесстыдник, девок привлечь хочешь?
— Моими телесами девок только пугать, — резонно отпарировал я, на что дед аж хрюкнул, согласно кивнув. — И понятно, что не обнажённым, подберу одежду, лёгкую.
— Тогда препятствий не вижу, да и власти беды усмотреть не должны, — пожевал губами старик. — Но! — воздел он артритный перст. — По уложению — после восьми пополуночи “выступать по центральным улицам надлежит степенно”. Так что, пока доставщики и снабженцы по улицам бродят — можно. А после — ни-ни, заберут за нарушение общественного порядка, — веско изрёк он.
— А в палисаднике вашем разминаться можно? — уточнил я.
— А на кой тебе? — с подозрением уставился на меня старый хрыч. — Бегать не дам, потопчешь… — задумался он, припоминая заросший травой пятачок. — Всё потопчешь! Нельзя!
— Мне не только бегать, — пояснил я. — А если потопчу — то и заплачу, — выдал я, мысленно прикидывая, что можно “потоптать” в закутке у дома и не находя “что”.
— Хм-м-м… — проскрипел домовладелец. — Да нечего там топтать, — признал он и сам. — Но до восьми пополуночи только! — веско выдал он.
— Мне в гимназию так и так надо, так что позже и при желании не смог бы, — ответствовал я.
Вообще, потихоньку приближались холода, так что использовать последние тёплые квинки было разумно. Ну и вопрос одежды назревал: прошлогодний гардероб мне уже не годился — подрос, да и несколько раздался (пусть немного, но и не та жердь, что был), в общем, надо было закупаться барахлом, да и формой гимназической новой. Старая была как потёрта, так и начинала жать в плечах и подмыхах.
А вот с одеждой выходило довольно забавно: “штамповка”, безусловно, была. И была на удивление качественной, что, впрочем, объяснялось её предназначением для низших классов, пейзан и рабочих. Ну не станут они покупать барахло на сезон, реально, им выгоднее в шкуры рядиться будет. Так что “штампованные” вещи были, были на удивление добротными и надёжными и… абсолютно неприемлемыми классам повыше. То есть, “рабочую робу” можно, наверное, и штампованную, но вот в обществе появиться, учитывая расцветки и фасоны “пейзанско-рабочей” обёртки — никак.
Соответственно, все классы, с девятого включительно, шились у портных. Которых, судя по замусоленному “листку объявлений”, Терск содержал до чёрта.
Гемину барахло Лад справлял, но я ни черта не помнил где, так что, по здравому размышлению, решил проконсультироваться у подруги дней моих суровых. Так что, после окончания занятий четвёртого дня квинка, подхватил я девицу под ручку, отволок в едальню, да и озадачил своими хотелками.
— Конечно, Гемин, у нас замечательная портниха, Велиса, — ответила на мой вопрос Сона. — И с мужчинами она прекрасно работает, хотя папа кривится, мол, не умеют женщины хорошо шить, — с некоторым возмущением выдала она.
— Ну, в массе своей, лучшие портные — всё же мужчины, — с некоторым сомнением выдал я.
По крайней мере, судя по памяти двух Миров, выходило так. Как и с поварами — впрочем, у женщин выходило готовить “из ничего”: из такой фигни, из которой самый маститый мужчина-повар сделает только помои. А вот женщины умудрялись готовить из подобного вполне удобоваримые, а подчас и вкусные блюда. Впрочем, подобный вопрос в этом Мире мне в литературе не встречался и на практике, в должной мере, чтобы судить — я не сталкивался. Сам я с начала самостоятельного жития-бытия закупался пожрать “на вынос” в едальне рядом с гимназией. Вполне вкусно, недорого и, кстати, была в этой едальне именно повариха, подозреваю — и владелица небольшого заведения.
— Ты, конечно, прав, Гемин, — подтвердила мои “шовинистические мысли” девица. — Но Велиса — всё равно портниха чудесная.
— Я тебе верю, Сона, потому и спросил, — ответствовал я. — Адрес назовёшь?
— Конечно, Гемин, — покивала она. — А хочешь, отведу?
— Если тебя не затруднит, — ответил я, прикинув, что планов на сегодня, кроме “вечера с Соной”, нет, а отвести она предлагает сама.
— Конечно, с удовольствием, — улыбнулась девица. — А бородка тебе очень идёт, — внезапно выдала она.
Да, “оволосин”, которым меня снабдили в косметической лавке, за пару квинков превратил “три волосины под носом, две на подбородке” в приличную, пусть и короткую бородку с усами. На шее и щеках растительности не было, а растительность на физиономии я подстригал сам, остановившись на паре сантиметров — в принципе, раз в квинк подровнять, и никакого геморроя с ежедневным бритьём или расчёсыванием “окладистых волосьев”.
И отвела меня Сона к портнихе — даме лет под пятьдесят, чуть не вынесшей мне мозг “замечательный у тебя кавалер, Соночка” и прочими типично женскими комментариями, без учёта присутствия моей персоны, притом.
Впрочем, в плане профессионализма, на мой взгляд, тётка была вполне ничего, невзирая на “фонтан красноречия”. Да и по деньгам вышло как бы не на треть дешевле, нежели на памяти Гемина.
Что самое приятное — принимала тётка и заказы на обувь, да и на зимнюю одежду, демонстрируя образцы. Так что гардероб у меня до экзамена, да и на поездку в столицу будет, причём на то, что я занимаюсь гимнастикой и, возможно, “изменю стати”, Велиса понимающе покивала, посулив “заложить в швы материал с запасом, потом поправлю”.
Единственное, с чем возникло затруднение, так это со “спортивной обувью”. Башмаки и сапоги — вещь хорошая, но регулярно бегать на жёстких каблуках — дело глупое. Мороз в своё время обжёгся на “беготне в казаках”, потом не один месяц выправлял последствия. Возможно, “доводчик местных” о таких вещах позаботился, но вряд ли: позвоночник — вещь такая, корректировке поддающаяся с трудом. А я хоть и тощий, но высокий, так что поберечь не помешает смолоду.
Так вот, понятия “кроссовок”, “кед” и прочего подобного, очевидно, местная мода не знала. Максимум, что могла предложить дама — это сапоги, “как у защитников наших”, то есть “армейскую моду” под портянки, на относительно толстой и мягкой кожаной подошве.
В топку, оценил прелести армейской обувки я.
И в итоге пришли мы к выводу, что нужны мне поршни на каучуковой толстой подошве. Что портниха и обязалась предоставить, со всем прочим заказанным, через полтора квинка.
А покинув швейную обитель под ручку с подругой, я призадумался, да и решил предоставить девице право решать:
— Сона, ты мне очень помогла, спасибо тебе, — поблагодарил я. — Куда бы ты хотела сходить дальше? Поддержу любой твой выбор, — веско покивал я.
— Совсем куда угодно? — уточнила улыбающаяся подруга. — А в визиотеатр можно?
— Можно, конечно, — улыбнулся и я.
Вообще, довольно любопытно с кинематографией в Стегосе, припоминал я, по дороге к театру. При наличии весьма цветного телевидения, чёрно-белое кино. Впрочем, припомнил я зомбоящик, кроме трансляций передач, зачастую, крутили и некие фильмы, правда чёрно-белые и… на этом месте я чуть в голос не заржал: уж не знаю, что за “съёмщики изображения и звука” у владык зомбоящика, но, судя по всему, камеры “прямого эфира”. Так вот, судя по ряду особенностей, телевизионное изображение кино… снималось “с экрана”. Пираты этакие, мысленно хмыкнул я.