А я приоткрыл дверь. Хм, бардака и обыска не было. Блин, служка чтоль какой? Так одет богато, окинул я хлыща взглядом. Хм…
— Рами, милый, ты что-то забыл? — раздался из глубины дома голос Соны.
Пиздец, откликнулся внутренний голос. “Милый Рами” треснулся мордой об косяк, ну и прилёг отдохнуть, а я быстро пошёл на голос.
И… мда. Голая Сона, напевая под нос, шла к ванной.
— Гемин, я… — в ужасе уставилась она на меня.
— Угу, не виновата, — на что последовал яростный кивок. — Семя с лица сотри, — бросил я, развернувшись и возвращаясь в гостиную.
Присел и призадумался. Вообще — обидно до чёртиков, но несколько менее, чем было бы Морозу, а тем более Отмороженному. И, наверное… да к чёрту эту дуру. Ну реально, её даже шлюхой, с точки зрения местного, не назовёшь — местный культурный код до брака верность полагал делом сугубо добровольным и необязательным.
Впрочем, эта лядь прекрасно, судя по выпученным в ужасе глазам, помнила моё “храним верность”. Уходить от меня она явно не желала. А трахалась с этим хлыщём… да мне как-то похер, почему. Нимфомания у неё, ещё что — реально похер.
Пока я думал эти печальные, но мудрые мысли, хлыщ очнулся, озарил фингалом окрестности и начал что-то вякать. Сона, уже в халате, с зарёванным лицом, бежала и аж бухнулась на колени, приобнимая меня за ногу. Ну и была отброшена толчком.
— Сказал, семя с рожи своей сотри, смотреть противно, — бросил я ей, поскольку рожу она “не домыла”. — Заткнулись оба. Будете вякать не по делу — убью, — широко улыбнулся я.
Хм, поверили, отметил я, хотя… нет, убивать бы их я не стал, нахер мне это не сдалось. Но пнуть мог бы, факт.
— Итак, Сона, в начале нашего с тобой сожительства, я говорил о взаимной верности. Я это выполнял, — кротко улыбнулся я. — Ты — нет. Мне всё равно, кто этот придурок…
— Я профессор литературной…
— Ещё звук и будет больно, — широко улыбнулся я, на что придурок сглотнул и заткнулся. — Я сказал, мне — всё равно. Итак, Сона, на этом мы с тобой расстаёмся.
— Я люблю тебя, Гемин… — зарыдала она.
— Люби подальше от меня.
— Мы даже не женаты!
— Ни звука о женитьбе, кроме одного раза, я от тебя не слышал. И, если бы ты сказала — женился бы. А теперь — собирайся и выметайся из моего дома. К этому придурку…
— Я женат! — аж возмутился тип.
— А мне всё равно, и вообще, достал орать. Вырубить тебя, что ли… Хотя, знаешь, вали ка ты на хер, из моего дома, — решил я.
— Вы — хам и бескультурная личность! — заорал хлыщ, закопошившись.
— Он Грей Фуллбастер! — возмутилась рыдающая Сона, уж не знаю на что рассчитывающая.
— Вы? Правда? — вылупился на меня тип. — А вы, Сона? Как вы могли изменять этому ВЕЛИКОМУ поэту? — патетично и с ужасом обратился он к так и валяющейся на полу.
Пиздец, серия два, мысленно отметил я, начав звереть. Но встряхнулся и взял себя в руки. Ну, вякнула эта, да и похрен. А раз уж этот “женатый любовничек” такой мой охренительный поклонник, скину ка я на него не самые приятные моменты.
— Молчать!!! — рявкнул я. — Так, вы, раз уж трахали эту… женщину. Помогите ей собраться и выведите её из моего дома. Она мне противна. Здесь, — обращаясь уже к девице, кладя чек на стол. — Сотня ауресов. Тебе хватит на первое время в гостинице, потом разберёшься. В общем-то, это будут твои проблемы, — вслух, но скорее сам себе, отметил я.
— Я люблю-у-у тебя, Гемин, не бросай, прости меня-а-а… — зарыдала эта, ползя на коленях ко мне, сверкая сиськами в прорези халата.
— Простил. А теперь у тебя пара часов, чтобы убраться из моего дома и жизни. Ты мне просто противна, я тобой брезгую, — отчётливо донёс свою позицию я. — Всё, я по делам. Через два часа я вернусь. И если в моём доме будет кто-то из вас… я ему не позавидую, — уже на ходу выдал я.
— Господин Фуллбастер, я бы никогда…
— Если поможете выдворить эту — потыкал я перстом в рыдающую. — Ни ваша супруга, ни прочие окружающие деталей этого… инцидента от меня не узнают. Но, говорить с вами и видеть вас я не желаю. На этом всё, — с этими словами я захлопнул за собой дверь дома.
Ну пиздец, уже в третий раз отметил я, несколько потерянно бредя по снегу в сторону центра города. И ведь обидно-то как! И по-человечески, и за планы порушенные, где шлюха эта место немалое занимала. И вот нахера ей это было нужно? Секса, что ли, мало?
А и похер, перестал копаться в больном я. Вполне возможно, хотела забеременеть, чтоб меня “привязать”. Разговор о ребёнке у нас был. Вот только “Гемин лает, ветер носит” в столь принципиальных моментах — не устраивает уже меня. И мне реально с ней будет противно, даже если бы я “простил” шлюху. Уж чужая конча на роже, под напевание песенки… бррр, аж передёрнулся я.
Ну и ладно, ну и хрен с ним. Влюблён я, к счастью, не был. Неприятно — да, но вообще — некритично. И на планах моих не скажется. Разве что только на сегодняшних — думал я эфирные эксперименты аккуратно провести. А вот сейчас… хм, так. Напиваться я банально не хочу. В академию идти не стоит — ну реально, всё же я несколько не в том настроении и состоянии.
Да просто погуляю, ну и закурю, всё-таки, наверное, хмыкнул я, приближаясь к лавке. И закупился, и закурил. Покашлял, но сигарилки оказались вполне ничего, вполне оказали умиротворяющее воздействие.
И побрёл потихоньку к дому. Любовничков уже не было, лишнего, на первый взгляд, шлюха не прихватила. Даже не лишнего, хмыкнул я, отметив лежащий на столе чек. И две бумажки. На одной — какие-то там извинения и сожаление хлыща, с надеждой на что-то там. Вторая, мокрая с кривыми буквами “прости-люблю”. Простил уже, хмыкнул я, сжигая бумажки в камине. Подумал, да и спалил там же бельё с нашего ложа.
И расселся в кресле, думать. Но думалось хреново, так что так я в кресле и заснул.
11. Планы Башни Чародея
Проснулся я довольно рано, с затёкшим всем. Впрочем, лёгкая разминка помогла, а сваренный кофий (как положено, а не как варила эта!) с сигарилкой весьма взбодрил и поднял настроение. И хотел я было, отложенные эксперименты с эфиром начать, как чуть не заорал сам на себя благим матом.
Присел, похихикал, глубоко задумался, ну и уже откровенно заржал, с немалым облегчением.
Даже появилось желание найти Сону, чисто по-человечески сказать “спасибо”. Ну и любовничка ейного найти, чисто по-человечески отвесить смачного пенделя. Но, безусловно, с глубокой внутренней благодарностью.
Потому что эти голубки, наконец то, сломали этакую “скорлупу” образовавшуюся вокруг моего могучего, но явно контуженного текущими реалиями разума. В енту “скорлупу” на протяжении всего моего пребывания тут, бился Замороженный Мир, но я, с заслуживающим иного применения упорством, этого не замечал. А вот теперь заметил. И выходит у меня такая петрушка:
Во-первых, я ни черта не Отмороженный или Мороз. Природа сущности болтающейся в эфире в данном случае не принципиальна. Может это даже “душа”, а может — впрямь новорождённый даймон, всё равно непринципиально.
Далее, вот я как бы “рулил телом извне”, сглаживал наиболее “острые” пики: паники, влюблённости, прочие резкие моменты. При этом, радостно получая весь спектр приятностей, но… далеко не только их. То есть, как “я в темноте” очевидно и явно влиял на тело, так и тело подростка-поэта замороженного Мира влияло на “меня в темноте". Только косвенно и незаметно.
Это не считая далеко не нулевой вероятности, что я мог, банально, отлетевшую душу Гемина сожрать. Если я даймон — да с полпинка, на “младенческом рефлексе”, аналогии хватательного, даже не осознавая этого. И совершенно не факт, что это “гипотетически сожранное” не повлияло на “меня во тьме”.
Впрочем, природа влияния так же непринципиальна. Важно, что оно было и оказало воздействие. А именно, меня несколько… “инфантильнуло”. Откатило психологический возраст до лет восемнадцати примерно, если не меньше. И метался я, переживал уже давно пережитое, страдал перестраданное и прочей подобной хернёй маялся, весьма самозабвенно.