Джулия Пис
Замороженный сад
Пришлось запомнить мне ту ночь на весь оставшийся свой путь.
Проснувшись посреди великих снов, я ощутила парализованное тело, освещенное серебряной луной. Заворожено уши внимали пустую тишину, отражающуюся эхом от всех стен. Глаза блюли за яркостью спутника Земли. Подруга та была окутана то мраком, то печалью, продолжая освещать пути. А луч ее давал немыслимую силу с надеждой в бытии, влача немое тело за собой. Покорившись безумной воле той луны, я выбралась из нежного покрова одеяла, последовав через окно сквозь дальние просторы.
Она была не просто спутником Земли.
Она была путеводителем мечты.
Мир подчинялся ей, послушно расходясь по сторонам. Дороги судеб очищая, давал возможность радостей и исполнения всех грез. А тело все дрожало от морозной ночи, покрывая кожу легкой дрожью и окрашивая босые стопы краснотой. Тут было пустое поле, а вдали вокруг — одни леса.
Я обернулась, но теперь не видно мира. Мой деревянный домик вдруг исчез, оставив за собой лишь след рутинной жизни. Тотчас же, одиноко стоя посреди степи, я рассматривала иней, осевший на поверхности земли и укрывший деревья и цветы.
И легкий ветерок, заставлял все время вздрагивать, возвращая в реальность пустоты. Меня дальше потянуло. Я не смогла противостоять желанию природы, волоча ведомо ноги к краю леса.
И тут же потемнело.
Теперь не видно поля.
Вдруг что-то оттолкнуло меня назад. Передо мной опять все тот же вид, но степь уже белесая, и лес исчез. Сзади нечто дернуло меня. Я обернулась и, широко раскрыв глаза, уставилась на изумительный пейзаж. Теперь я вижу прекрасный сад — такой большой и столь великолепный.
Покрытый толстой коркой льда, он источал загадочную боль и красоту небытия. Оттого казался все более чарующим и безупречным, затягивая в пучину то ли добра, то ли привычного страдания.
Вдруг поняла я, что совсем не чувствую холода замороженной земли. Правда, подол сорочки полностью промок, сиюминутно покрываясь ледяной оправой.
Каждую секунду биение сердца учащалось и отражалось глухим стуком в голове. Меня пронзила неистовая боль, заставившая упасть пред садом на колени. Тело сжалось в маленький комочек, а слезы невольно вылились из глаз, омывая щеки, покрытые румянцем.
Бездонная дыра поразила душу. А я, не чувствующая ничего — ни счастья, ни отчаяния — брела туда, откуда надеялась и вовсе не вернуться. Та пустота заполнила все тело своею глубиной и яркостью надежды.
И я решила, что пора поднять мне голову, встав на ноги опять. Глаза всё бегали, рассматривая сад — тот виноградом был наполнен.
Хотя, быть может, клюква то была.
И ощутимое отчаяние я переняла в свое сознание. Холод боле не чувствовался мной. А закованные в лед деревья казались все прекрасней и изящнее. В них было что-то столь родное. До жути близкое к душе.
Бредя по саду, я ветку винограда сорвала, и тут же ощутила снова боль. «Я больше нелюдима. А ты теперь со мной», — сказал мне кто-то позади.
Лоза устала расцветать, след днем все больше поникая.
Она ведь не боится увяданья?
Но продолжала я бродить, пиная заледеневшие осколки. Все вспоминала о былом. И теперь благодарю за все, что было. За то, что есть сейчас.
Душа превращена в ничто, а сердце в фарш перемолото давно. Его мололи сотню раз, замораживая снова и снова. И вроде бы нашелся человек (не важно, то дружба иль любовь), ради которого ты топишь сердце вновь.
Но вскоре его в очередной раз окутывал крепчайший лед.
И тогда, проснувшись посреди тиши ночной, и внимание на лунный свет я обратив, поняла не сразу, что луною не луна была.
А сад не садом мне предстал.
Осознав получше, поняла, что виноградом сердце было. А сад душою оказался. Лишь ярко-серебристая луна, обдав надеждой, спустила свет свой сквозь этот крепкий лед. И небо засияло звездами, твердя, что все теперь прошло.
Лоза та всего лишь благодарила за обретенный кусочек рая…
Так больно отнятый опять.
Ослепительно.
Но одновременно грустно.
Доверие пропало, а сомнение наполнило всю плоть и дух внутри.
Не жил, а существовал.
Не доверял.
И сейчас каждого обходишь стороной.
Даже на полметра не подпускаешь, хоть и чувствуешь, что тот живой.
Ты не плохой.
Вокруг тебя много плохого.
Но не есть то оправдание.
Ведь если ты живой — другие тоже.
И наоборот.