Я, конечно, не представлял себе службу в виде кабинетной работы, с личной секретаршей и денщиком, приносящими мне кофе, забивавшими табаком курительную трубку и стиравшими мои вещи. А в случае болезни длительный многомесячный отпуск с посещением минеральных вод, баллов, театров, конных прогулок, карточных игр и прочих прелестей лермонтовского времени. Я догадывался, что будут многочасовые построения на плацу в любую погоду, строевая подготовка, в которой я должен обучать сержантов и солдат оттачивать их навыки. Что раз в квартал будут контрольные занятия по стрельбам на полигоне, чистка оружия. Физподготовка в берцах с нормативами на короткие и длинные дистанции, силовые нормативы. Общественно-государственная подготовка, Уставы, за которые отвечал я. Сдача нормативов по РХБЗ, военно-медицинской, специальной, инженерной и прочих дисциплин боевой подготовки. А также наряды по роте, по столовой, возможно, по штабу и в дальнейшем, быть может заступление в караул.
К тому же раз в квартал мы с командиром роты, а после нас взводные, а затем сержанты-контрактники проходили двухнедельные сборы. То есть те же занятия по боевой подготовке, но отдельно от своего подразделения, в коллективе себеподобных для повышения своей квалификации. В общем, нагрузки были колоссальные и не только физические, а больше морально-психологические из-за напряженного распорядка дня и отсутствия свободного времени.
В такой напряженной обстановке мы узнали, что нашли в военном городке тело 27-летнего старшего лейтенанта Ханбетова. Он повесился в своей съемной квартире. Тело провисело больше трех дней, диагноз подтвердился – асфиксия в результате удушения. Ходили разные слухи о причинах такого трагического конца офицера-кавказца. Одни называли сложные семейные обстоятельства, другие тяжелое заболевание то ли физическое, то ли психическое, поскольку не было прощальной записки. А значит, суицид мог произойти в результате сильного душевного волнения или аффекта.
Многие боялись озвучивать версию унижения чести и достоинства офицера перед строем подчиненных от вышестоящего командования и взыскание с отстранением от должности. Даже по уставу командир не имеет права отчитывать офицера или прапорщика перед строем, если в строю находятся сержанты и солдаты, подчиненные ему, то есть лица младше по воинскому званию. После такого построения, ни о каком служебном и человеческом уважение можно было не надеяться от присутствующих лиц в отношении сослуживца, подвергшегося морально-психологической экзекуции от начальства. Кавказец, тем более офицер никогда не позволил бы себе такой слабости, только в случае сильного отчаяния в результате унижения его достоинства, подумал я.
Комбриг Храпин был далеко не болван в таких вопросах и догадывался не меньше моего о тех обстоятельствах, которые могли довести офицера до суицида. Но понять этого он, перенесший гораздо больше унижений, будучи ещё солдатом, сам не мог. Генерал долго кричал на совещании, что армия это не сказка и не дом родной, это испытания характера, воли, выработка сильных качеств настоящего мужчины и прочую ахинею, призванную увести человека от реальности и навязать смиренную и рабскую модель поведения военнослужащего. Однако он, сам за собой имея такие недостатки в отношении подчиненных, отдал негласное указание своим заместителям и командирам отдельных батальонов, дивизионов и отдельных рот. А именно не оскорблять подчиненных, особенно младших офицеров и прапорщиков резкими обидными словами типа «чучело», «пугало» и тем более матерными выражениями. Сам комбриг теперь позволял себе критику в адрес подчиненных в виде таких слов как «манекены», «мальчики в офицерских погонах», а в отношении недисциплинированных солдат «обезьяны» и «гоблины».
В эти же жаркие летние дни оживилась военная прокуратура по делу о гибели рядового Баева. Дело принимало серьезный оборот. В связи с жалобами его родителей, требовавшими привлечь к ответственности лиц, виновных в гибели единственного сына. По расспросу сослуживцев, я узнал, что они разбирали кирпичную стену-перегородку на медицинском складе. Он был в виде железного ангара с высокими потолками. И решили ускорить процесс демонтажных работ, попросту свалить часть трехметровой стены, предварительно сделав борозду на уровне метра. В результате толчка перегородки, отколовшийся кусок стены, скрепленный арматурой, придавил рядового Баева, двое других солдатиков успели отскочить в сторону. Причем рядового Егорина оттолкнул от стены его земляк, рядовой Полупанов. С ними был младший сержант Веркеев. Он читал книгу, поскольку потянул руку и считал работу слишком тяжелой и не по своему сроку службы. Старшим на таких работах числился командир хозяйственного взвода старшина контрактной службы Игорь Андрейко. Его и пытались подставить под ответственность командир медроты, начмед и особенно зампотыл.