– Машка, потерпи.
Он снова поднял черепаху с пола, закрепил мягкой резинкой брелок у неё на голове и осторожно нажал на кнопку. Машка чуть быстрее, чем обычно, замотала головой, железная штуковина и резинка на башке ей не нравились. Довольно широкий луч фонарика начал перемещаться от края к краю барной стойки, в центр, показывая на мгновение зеленый бок яблока.
– Теперь она знает, где яблоко, у нее есть фонарик. Она конечно в силу тупости, хоть и древнее животное, не может им пользоваться, и всё равно поползет куда вздумается. Но я-то могу. У меня есть такой же фонарик. Только он еще более точный и пользоваться им сложнее.
Вадим щёлкнул кнопкой и фонарик превратился в лазерную указку. Теперь по стойке забегала красная точка, то исчезая за краем столешницы, то скользя вперед в сторону яблока, не добираясь до него, то всё-таки останавливаясь на выпуклой зелёной кожице.
Вадим снял с Машки демонстрационное приспособление.
– Видишь, мой фонарик – это очень тонкий луч, но с его помощью я нашел своё яблоко.
Он подошел к девушке, обнял и наклонился, чтобы прошептать на ухо:
– Я знал, что если мы сегодня проведем ночь вместе, то будем вместе всегда.
Господи, какой же он всё-таки гик, и какую чушь несёт, но какой же красивый и как мне хорошо с ним.
– А ещё, – Вадим поднял голову и сказал быстро, как будто вспомнив занятную деталь, – смерть свою предсказать не могу. У меня сейчас линия жизни, которая выстраивается по расчетам, бесконечная. Но это не значит, что я буду жить вечно, думаю у всех молодых это было бы так. Гляди.
Он показал Наде циферблат часов, нажал последовательно кнопки на боковине корпуса, и электронный дисплей загорелся голубым светом, таким ярким, что Надя сначала зажмурилась. По дисплею побежали справа налево белые числа. Вадим покрутил колесико и бег ускорился, числа слились в одну светлую широкую ниточку.
– Это моя линия жизни, можно крутить хоть час, конца не будет. Здесь бесконечное количество возможностей и выборов, в том числе и бессмертие. Есть и такой вариант, да, потому что просто есть запас здоровья, наверное. Я пока не сделал ничего такого, что может вызвать смерть от болезни или старости. Сердце не шалит, холестерин в норме, понимаешь. Будущее от этого момента и дальше вбирает в себя все возможности. Найти лекарство от старости – это, получается, с точки зрения звёзд, тоже реально.
Может быть, я спрошу однажды: «Если мы полетим в Мумбаи на каникулы, покатаемся ли мы там на слоне?» – и получу ответ «нет» и линия жизни оборвется, это будет значить, что нужно либо вообще не лететь, либо спрашивать уже конкретно про авиакомпании. Для моих часов смерть – это возможный побочный эффект моего выбора в какой-то ситуации. Она не является естественным или обязательным исходом и это самое удивительное.
– Но ведь, если ты узнаешь, что на аэрофлоте в Мумбаи тебе лететь не надо, ты же позвонишь в компанию?
Они снова сидели на белой медвежьей шкуре и Надя расчесывала его волосы пальцами как гребнем от висков и за уши.
– Ну да, чтобы меня вычислили и обвинили в терроризме, а потом если окажется правдой, чтобы засадили, ведь никто не поверит моим часам, а в то, что я террорист – поверят сразу. Да, и пока у меня не было предсказаний про теракты, они далеко от меня, просто.
И они всю ночь провели на медвежьей шкуре, ощущая себя героями рождественской истории, может быть Вадим представлял, что он всесильный волшебник, а Надя, что она спящая красавица, кто знает. Террористы, катастрофы, и люди, молящие о помощи сверхъестественных и вполне реальных сил становились эфемерными и улетучивались, испарялись как капли пота с горячего молодого тела. Ничего нет, только снежная новогодняя сказка, наполненная радостью обыкновенных людей, на которых свалилось необыкновенное счастье. Может быть дело в том, что счастье сначала делает человека эгоистом, самозабвенным добрым и прекраснодушным эгоистом.
ЧЕТВЁРТАЯ
И никуда не деться…
Весной к Танюхе в гости приехала сестра с мужем и двумя пацанами, пятилетними близнецами Яриком и Сашей, которого для рифмы назвали Шуриком: Ярик и Шурик. У Танюхи было какое-то невероятное количество сестёр, то ли пятеро, то ли шестеро. Во всех рассказах про детство и жизнь с сёстрами неизменно присутствовала фраза «Батя с нами просто вешался». Отец Танюхи очень хотел сына и старался изо всех сил, но получались одни девчонки. «Мама ему всегда говорила: не переживай, настоящие мужики воспитывают дочерей», и он воспитывал и, судя по всему, делал этот хорошо: став взрослыми, они были очень дружны и помогали друг другу, хотя общались между собой по-свойски и даже грубовато. «Ну, правильно, чего сопли развозить», – говорила Танюха и звонко смеялась, разговаривая с сестрой по телефону, – «ты, конечно, приезжай, у меня как раз учёбы выше ушей, и работа ещё по ночам, приезжай и засранцев привози и Толика своего храпящего, я как раз думала, куда мне два часа свободного времени девать, так теперь знаю, приезжай». Она была уверена, что родственники – это святое, а напускная суровость помогала ей подготовиться к предстоящему сестринскому подвигу.