Теплых отношений между Фрицлем и подругой Элизабет Сюзанной не сложилось. «Я приходила к ней домой несколько раз, но ее отца никогда не было дома, – сказала она. – Он не любил меня, потому что я задавала вопросы: почему Элизабет не может выйти из дому и прийти ко мне на ужин? Потом он запретил нам видеться. В школе Элизабет была не то чтобы печальной – скорее, просто очень тихой. У нее были хорошие взаимоотношения с ее братом Гаральдом и младшей сестрой Дорис».
Сюзанна, кроме того, знала, что в их семье от отцовских рук страдала не только Элизабет. «После исчезновения Элизабет я пару раз разговаривала с Гаральдом, и когда он был навеселе, то рассказал мне, как избивал его отец. Он даже сказал: „Я очень боюсь, что однажды он убьет меня“».
В 1982 году Элизабет провела три недели, спрятавшись в Бригиттенау, в 20-м квартале Вены. Полиция вышла на нее и передала на руки родителям. Постоянно и неудачно сбегая из дома, Элизабет, сама того не подозревая, помогла своему отцу обзавестись легендой, которой он будет прикрываться впоследствии, когда спрячет ее в подвале и будет держать там взаперти. Когда он объявил, что она сбежала опять, никто и не подумал усомниться в его словах; в этом вопросе она была уже не новичок. В конце концов, Элизабет была беглянкой со стажем, проблемным подростком. А со стороны казалась просто хулиганкой, которая очутилась в лапах неизвестной религиозной секты. В глазах добропорядочного населения Амштеттена она просто окончательно сбилась с верного пути, оставив на произвол судьбы своих родителей.
Вполне естественно, что девушка, которая терпит дома насилие не только физическое, но и сексуальное, будет стараться сбежать оттуда, но Фрицль утверждал, что виной всему был сложный возраст Элизабет, непреодолимая потребность в бунте, которую нужно было во что бы то ни стало подавить. «Едва Элизабет вступила в период полового созревания, она тут же перестала слушаться, она просто не выполняла ни одного из моих требований, – негодовал он. – Она могла шляться всю ночь по местным барам и возвращалась, пропахнув алкоголем и табаком. Я хотел вытащить ее из этой трясины и устроил ей стажировку в качестве официантки».
А еще он обвинил ее в «неразборчивости»: «Я всегда заботился о ее благопристойности и добропорядочности. Я рос во времена фашизма, когда строгая дисциплина играла не последнюю роль. По образу мысли я принадлежу к старой школе, которая сегодня просто перестала существовать».
После того как Элизабет вернули из Вены, первые несколько недель он не прикасался к ней, но потом, по словам девушки, все началось снова. Она решила продержаться до своего девятнадцатилетия. После этого австрийская полиция больше не будет уполномочена контролировать ее. Молодые люди от девятнадцати и старше вольны уходить из дому и направляться куда им вздумается, и полиция не имеет права преследовать их. Тем временем она записалась на обучающую программу, чтобы получить место официантки в мотеле на шоссе Розенберга, на автомагистрали А1, недалеко от Стренберга, ведущей из Линца в Вену. Вместе с другими девушками из программы она ночевала в общей комнате под кухней. После стольких лет унижений она должна была чувствовать себя освободившейся, оставшись одна. Поначалу Элизабет чувствовала себя в относительной безопасности – Стренберг был всего лишь в десяти с малым милях от Амштеттена, и отец мог по-прежнему наблюдать за ней.
Потом ее отправили в колледж общественного питания, где предоставили комнату. Юноши и девушки были разведены по разным концам колледжа, но ей удалось познакомиться с Андреасом Круциком, который обучался на шеф-повара. Элизабет произвела сильное впечатление на восемнадцатилетнего студента, который описывал ее как «красивую, серьезную и замкнутую девушку». Двадцать четыре года спустя, успев обзавестись ребенком и развестись, 42-летний Андреас вспоминает: «Мое сердце екнуло, когда я увидел ее и понял, как она прекрасна. Я завязал с ней разговор, говорил о школе, об экзаменах, пытался рассмешить ее. Я уже понял, что влюбился в нее».
Похоже на то, что его чувство было взаимным. «Я замечал, что она начала постепенно раскрываться и стала проявлять интерес ко мне, – сказал он. – Было не так просто стать близкими друг с другом, потому что в школе такие вещи были запрещены, но существовало немного возможностей обойти эти заперты. Посещать женское общежитие было строго запрещено, и любого парня, которого там поймали бы, немедленно отчислили бы из школы».