Выбрать главу

— Но мы говорим о разных вещах. Ваш пример — любовь к себе на уровне низменных потребностей. Примитивное самонасыщение. Что же тогда будет отличать человека от животного? — Она обрывает себя: — Ей-богу, не собиралась устраивать диспут на колесах. Я вовсе не хотела показаться умничающей и обличающей.

Он одобрительно смотрит на нее.

— А мне приятно вас слушать. Вы говорите просто и доступно. Один мой друг считает, что умная женщина — это нонсенс. А я, честно говоря, устал от пустышек. Многие мои знакомые развелись с женами-ровесницами и женились на молоденьких. Наряжают их, как кукол, увешивают драгоценностями. Тешатся, одним словом. А если, простите, сердечный приступ прихватит или радикулит? Сможет ли эта игрушка не растеряться, вовремя прийти на помощь или будет разводить руками и брезгливо морщиться: вышла замуж за старого козла! Почему-то именно в сорок лет я все чаще стал об этом думать… А почему вы не спрашиваете, как другие: а где ваша жена? — Он кого-то пискливо передразнивает и сам же отвечает: — А наша жена — в Австралии. У них там тетя. Поехала десять лет назад с визитом дружбы и вышла замуж за тамошнего фермера. Немножко пожила и заскучала. Захотелось ей, видите ли, кого-то из родственников рядом иметь! Моя примадонна первая и откликнулась. «Хоть где, лишь бы не здесь!» Но ведь здесь, между прочим, родина!

— На этот раз мне приятно вас слушать! — откликается Евгения. — Я отсюда ни за что не уеду! Если бы от меня что-то зависело, я бы все отдала, чтобы сделать Россию богатой и процветающей. А когда я вижу наших государственных деятелей, с протянутой рукой стоящих перед какой-нибудь Америкой или Германией, думаю: какие же вы жалкие, и чем мы заслужили такое ничтожное правительство… Смешно, да?

— Ничуть. И фраза — за державу обидно! — мне близка… Все-таки недаром я вас высмотрел: родная душа!

Виталий останавливает машину у ее дома.

— Неужели мы с вами вот так и расстанемся?

— Так просто? Ни за что! — смеется Евгения. — Как вы в субботу говорили? Рука дающего не оскудеет? Пора в эту руку что-нибудь и положить. Хотя бы традиционную чашечку кофе…

Он веселеет и, закрывая машину, берет с заднего сиденья большой яркий пакет. Лифт стоит внизу. Евгения всегда загадывает: если внизу, то будет какое-нибудь приятное известие… Может, наконец позвонит пропавшая подруга?!

Когда она открывает замок своей квартиры, из соседней двери выглядывает Кристина. Они с мужем переселились сюда недавно — поменяли две однокомнатные на трехкомнатную, — но она охотно общается с Евгенией, и первое, что сделала, пригласила Лопухину на новоселье. Сосед — первый друг!

— Женя, — говорит Кристина, — тут к тебе приезжали… — Она медлит, вспоминая. — Не буду мучиться: они оставили тебе записку и два ящика фруктов.

— Это Ткаченко, больше некому! — вслух угадывает Евгения. — Вот неугомонные люди: свой урожай с дачи собирают, кое-что себе оставляют, а остальное друзьям развозят… Неужели в какой-нибудь Австралии или Новой Зеландии можно найти таких людей?!

С помощью Виталия она затаскивает ящики к себе в прихожую, предварительно щедро поделившись с соседкой.

— Сколько раз просила: не привозите! — растроганно говорит Евгения. — А они все тащат и тащат. Девиз у них, видите ли, такой: сам будешь есть — подавишься!

Семью Ткаченко она любит — это самая веселая и жизнерадостная пара из всех, которых она знает. Четвертая и последняя пара из их постоянной компании. Время от времени к ним присоединяются и другие, но раньше было так: Аристовы, Зубенко, Ткаченко и Лопухины. Теперь, наверное, вместо Лопухиных они найдут кого-то другого. Или примут Аркадия с новой женой вместо Евгении…

Она смотрит на ящики, в которых, аккуратно перегороженные фанеркой, лежат краснобокие груши, желто-восковые яблоки, огромные сизые сливы и рыжие персики — все необычных, редких сортов. У Ткаченко хобби — сажать и выращивать фрукты, которых нет у других. Они гордятся, когда знакомые ахают и хвалят их урожай.

Евгения складывает почти экзотические вымытые фрукты на большое блюдо и невольно вздыхает.

— По какому поводу, сеньора, из вашей груди рвется такой глубокий вздох? — спрашивает Виталий, выкладывая на кухонный стол кучу каких-то банок и пакетов с яркими наклейками: чего здесь только нет! Даже консервированные ананасы!

— Вы готовились к какому-нибудь пиру?

— Что вы! Просто сегодня понедельник. В этот день я загружаю свой домашний холодильник.

— Час от часу не легче! Оставить пустым ваш холодильник! Он улыбается:

— Вот уж мой холодильник никогда не бывает пустым.

— Тогда вы нехило живете! — говорит она словами Никиты.

— У меня свой магазин, — объясняет он как бы между прочим, — а поскольку моя дочь — Анжела — не утруждает себя хождением в предприятия торговли, приходится делать это самому.

— Она живет с вами?

— Да. Ей, как и мне, не улыбается жить на чужбине. Мы поделились: мама с сыном в Австралии, мы с дочерью здесь. Анжела учится на втором курсе университета. Хочет, как папа, быть филологом, но работать по специальности, а не содержать магазин. Хорошо не думать о куске хлеба, когда об этом уже кто-то побеспокоился…

В его голосе прозвучала горечь, и Евгения подумала, что с дочерью у него случаются размолвки. Она покатала во рту его имя: Виталий. Три слога! Нельзя ли покороче? Никто же не зовет, например, Анатолия полным именем. Говорят просто: Толян!