— Это еще не скоро — 25 декабря.
— Я запомню, — серьезно говорит он.
Евгения смотрит в его глаза: в них печаль, но боли уже нет.
Глава 22
— Лопухина! — кричит в трубку Виктор, так что она отодвигает ее от уха и спрашивает:
— Ты чего орешь?
— Достали-таки твоего мента! Убить не убили, но вломили по первое число! И кое-что у него отобрали, но это не телефонный разговор!
— Кто тебе сказал, что он мой? — бурчит Евгения.
Она так удобно расположилась в кресле, закуталась в плед. Отопление включили неделю назад, но, видимо, перестояв в бездействии, котлы никак не раскочегарятся — трубы чуть теплые. Возможно, где-то в них скопился воздух и их надо продуть — перед началом отопительного сезона в нормальных семьях этим занимаются мужчины. Ей же надо кого-нибудь просить, что себе дороже!
Теперь придется откладывать интересную книгу — Колин Маккалоу «Леди из Миссалонги», одеваться, тащиться в такую сырость в соседний дом, чтобы услышать подробности, которые Витька мог бы сообщить и по телефону…
Он открывает дверь, лишь Евгения прикасается к звонку.
— Стол уже накрыт! Небось сама себе не готовишь, ленишься? Только в гостях и наедаешься? А я картошечки нажарил!
Что Витька умеет, так это жарить картошку. Она у него всегда тонкая, хрустящая, румяная — настоящее лакомство!
Евгения тоже не с пустыми руками пришла. Президентский шофер Савелий — с разрешения Валентина Дмитриевича, а потом и Семена Борисовича — по утрам подвозит ее на работу. За месяц с небольшим они успели плотно скорешковаться, и если Савелий для себя что-то достает — а этот проныра всегда держит нос по ветру! — непременно делится с Евгенией. И сейчас она вытаскивает из пакета огромного вяленого леща — не пересоленного, не пересушенного — даже на глаз видно, какой он жирный и блестящий.
— Женька! — стонет Виктор и подталкивает ее в комнату. — Раздевайся, а я — за пивом! Одна нога здесь, другая там, ты не успеешь и в зеркало глянуть!
Виктор, несмотря на обилие знакомых женщин, подарками не задарен и самым невинным презентам Евгении радуется как ребенок. Он сам охотно раздаривает все, на что падает взгляд его гостей, наверное, потому они считают, что ему ничего не надо, такому, вещами не обремененному.
Возвращается он быстро — «комок» в соседнем доме, пиво там всегда холодное и не слишком дорогое.
Евгения успела почистить и порезать рыбу, но раскладывает ее не на тарелке, а на газете — так, утверждает ее товарищ, гораздо вкуснее.
— Молодчина! — Он чмокает ее в лоб и выставляет банки с пивом на стол. — Ну чем у нас не тандем? Понимаем друг друга с полуслова и, заметь, за полгода ни разу не поссорились!
А ведь правда, знакомы они уже полгода! Быстро летит время. Только почему-то все чаще ее приятель заговаривает о них как о паре. «Наверное, пора сваливать в сторону, — думает Евгения, — чего человеку зря мозги компостировать? И разве не он сам проповедовал свободу от семейных отношений? Выходит, прокололся на собственном кредо. Тоже мне, гусар! Исследователь женщин!»
— Ты не забыл, зачем я пришла? — спрашивает она.
— Ради Бога! — притворяется он. — Кровать за спиной, только покрывало откинуть… Ладно тебе глазами сверкать! Уже и пошутить нельзя. Пистолет мы у Зубенко отобрали. Он пушку-то выхватил, а у Степы реакция — будь здоров! Старый рукопашник. Он его и вырубил. Попинали маленько — месячишко проваляется. Что такому сделается?
— Кошмар! — У Евгении даже дыхание сбивается. — А если он вас где-нибудь увидит и узнает? У него, знаешь, какая память на лица?
— Я старался особо не рисоваться, — уже менее уверенно говорит Виктор, — а Степа Вообще из Николаева, он домой уехал!
— Пистолет… он у тебя? — спрашивает Евгения.
— У меня, — залихватски говорит Виктор и лезет на полку с книгами. — Вот он!
— Похоже, все самые эксцентрические комедии из жизни! — неодобрительно качает она головой. — Ты бы еще его в авоське по городу носил, как Никулин в «Бриллиантовой руке»!
Она осторожно берет в руку оружие.
— «Макаров»! — хвастливо комментирует Виктор, как будто он сам его изготовил.
— «Ходим мы по краю, ходим мы по краю…» — поет ему Евгения и еще раз примеривается к рукоятке: нет, никаких воинственных чувств в ней не пробуждается. — Возьми и выбрось его!
— Вот еще! — хмыкает Виктор. — Я его уже Семену пообещал подарить.
— Кому? — не верит она своим ушам.
, — Мужику одному, мы вместе с ним работаем… Во что она ввязалась? Ведь это уже не шуточки, а, говоря языком закона, уголовно наказуемое деяние. Если бы она с самого начала остановила Витьку, запретила бы ему думать о мщении, уговорила…
— Я его заберу, — твердо говорит она.
— Как это — заберу? — пытается возмутиться он. — Мы его добывали, рискуя жизнью… или свободой!
— Именно поэтому! И если ты хорошо подумаешь, без лишних эмоций, поймешь, что я права.
К счастью, Виктор лучше относится к женщинам, чем многие другие мужчины, и знает: когда они вот так твердо на чем-нибудь настаивают, это не может быть просто капризом, и стоит прислушаться.
Он с сожалением провожает глазами пистолет, который Евгения, завернув в бумагу, прячет в свой полиэтиленовый пакет, что, если глубоко задуматься, не намного лучше авоськи.
— Он у тебя оружие для чего просит? Поиграть или перед девочкой пофорсить?