— О'кей! — смеется она.
К своему кабинету Евгения не идет, а летит, как на крыльях, и поет "арию" Цыпленка из мультфильма: "Какое все красивое, какое все зеленое!"
Открывает дверь и замирает от удивления: на её столе стоит огромный букет диковинных оранжево — пятнистых лилий. Где он такие взял? Кто он — Евгения догадывается. Говорить об этом с ним, только лишний раз напрашиваться на неприятности. Или откажется, или схамит чего-нибудь. То есть, она, конечно, настолько его не знает, но очень живо себе все представляет. Что делать в такой ситуации? И тут её осеняет. Она набирает телефон главного бухгалтера.
— Ирочка, это Евгения. Доброе утро. Как ты относишься к лилиям? Любишь? Отлично. Понимаешь, мне шеф утром букет презентовал, — на ходу придумывает она, — а у меня на лилии аллергия. Что, Лада зайдет?
Она снимает букет со стола и ставит на тумбочку у двери.
— Какие красивые! — ахает Лада.
— Шефу преподнесли в оранжерее, — продолжает фантазировать Евгения и посмеивается про себя. — Наша фирма завершила у них вторую очередь…
Какую вторую очередь? Экономист-то, наверное, знает, что такой нет. Хоть бы врала правдоподобнее!
— А Валентин Дмитриевич передал их мне и неудобно было отказаться. Не возражаете?
— Что вы! Мы с Ириной любим цветы. Да ещё такие оригинальные!
Она забирает букет и уходит, а Евгения меняет воду в вазе с садовыми гвоздичками. Пусть этот букетик скромнее, но милей сердцу. Не то, что лилии, каждый лепесток которых, кажется, излучает агрессию.
И вообще, сейчас, ей некогда отвлекаться на посторонние эмоции. Она захватила с собой несколько современных журналов по архитектуре Европы, журнал с разработками архитекторов Москвы и Питера, и собирается писать свои замечания к проектам будущих строек века "Евростройсервиса"!
На этот раз она идет обедать с Ириной и Ладой в то же самое кафе, где все равно сидят почти все работники фирмы.
— Значит, говоришь, букет Валентин подарил? — как бы между прочим спрашивает Ирина.
— Он, сердешный, — шутливо вздыхает Евгения, подозревая подвох, но смело идет ему навстречу.
— А он к нам заглянул и спрашивает: откуда такие красивые цветы? Считаешь, он такой забывчивый?
— Нет, память у него хорошая. Но не может же он при всех признаваться, что подарил букет своему референту. А вдруг Варвара узнает: неприятностей не оберешься.
— Варвара — она такая! — соглашается Ирина, а Лада вдруг прыскает. — Ты чего это?
Голос главбуха строгий, но Лада тотчас делает постное лицо и равнодушно машет рукой.
— Ерунда, анекдот вспомнила.
— Расскажи, мы тоже хотим посмеяться! — вроде бы настаивает Ирина.
— Не буду. Он с такой бородой, что даже позеленел от старости. Давайте лучше я Евгении Андреевне вкратце расскажу про них, здесь сидящих. Как говорится, ху из ху?
— Сама узнает со временем, — не соглашается Ирина, которую интересуют более насущные вопросы. — Как ты думаешь, букеты ещё будут?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, будут. У тебя же не на все цветы аллергия?
— Не на все. Я бы могла ими торговать, но в рабочее время не получится, а после работы мне жених не позволит.
— Так у тебя и вправду есть жених?
— А ты считаешь, я — безнадежная фантазерка? Есть. Сегодня вечером могу познакомить.
— Пока не надо, — она некоторое время молча ест, а потом, помедлив, сообщает. — У меня тоже был жених, но есть такие люди, которые живут по принципу: и сам не гам, и другому не дам!
— Обычная мораль собственника, чему тут удивляться? — пожимает плечами Евгения. — Причем, собственника, в своей собственности не сомневающегося.
— Я тебе говорила, — роняет Лада.
— У каждого свой крест, — тихо говорит Ирина.
"Ты посмотри, воплощенная жертва и обреченность! — с раздражением думает Евгения. — Нашла себе страдание и носится с ним, как курица с яйцом! Видно, у человека нет других проблем!"
Все это, наверное, написано на лице Евгении, потому что Ирина вдруг взрывается.
— Что ты можешь знать?! — она хлопает ладонью по столу, что солонка подпрыгивает и переворачивается. — Хорошо тут косорититься, да рассуждать, когда у тебя жених на "Вольво", а у меня двое детей, которых ещё вырастить надо! Кто меня с двумя — то замуж возьмет?
Она всхлипывает так судорожно, что похоже, нервы у неё на пределе.
— Захочешь — возьмут, — тихо говорит Евгения.
— Я сейчас приду, — закусив губу, роняет Ирина. — Извините!
— Знала бы ты, как он за нею увивался! — вздыхает Лада; они словно сговорились, не произносить имя спокойствия. — Цветы, конфеты, комплименты, откровенные домогательства. Когда ты позвонила насчет букета, мы сразу догадались: те же приемы, тот же набор. Он — какой-то садист. Казалось бы, добился, радуйся, но он тут же охладевает. У меня впечатление, будто он объелся женской верностью. Вот если бы Ирка крутила задом перед другими, наставляла ему рога… А такая у него и дома есть!
— И жена его знает?
— Что ты! Более незрячей женщины я не встречала! Она так уверенна в его порядочности и супружеской верности, что с удовольствием рассказывает об этом всякому, мало-мальски знакомому человеку. Может, это своеобразная защита? После такого у него повернется язык сказать, что она ошибается?.. Наверное, стяни она Эдика за ноги с кого-нибудь, тут же объяснит себе, что он просто так, погреться залез…
— А к тебе он случайно не приставал? — Евгения смотрит на Ладу как бы со стороны: внешне не броское, но очень милое лицо, чем больше на него смотришь, тем больше прелести находишь, а главная красота — волосы каштановые, густые, блестящие, будто с рекламы шампуня "Ультра ду".
— Чересчур ты любопытная! — смеется Лада. — Было дело, но я мужу пожаловалась. Он ничего мне не сказал, и, думаю, в тот же день с Эдичкой подрался, потому что с того дня будто бабка пошептала! Даже на улице встретит, сквозь меня смотрит, как и не видит.
— О чем речь? — возвращается к столику Ирина. Ни следа пронесшейся бури; лицо спокойное, умело подкрашенное.
— Я Жене про своего супруга рассказываю, — сразу находится Лада.
— Да, мужичок у неё справный, — улыбается Ирина, — ростом не больно высокий, но весь собранный, как напружиненный. Этот себя в обиду не даст, и жену никому обидеть не позволит.
"Если Эдуард Тихонович и дальше будет мне досаждать, я пожалуюсь Виталию, пусть с ним разберется!" — решает про себя Евгения.
После обеда рабочий день проходит спокойно, никто ей не докучает. Ровно в пять верный рыцарь Виталий свет Всеволодович подает "Вольво" к подъезду.
— Отпросилась? — первым делом спрашивает он.
— Отпросилась. Без проблем.
— Я же говорил!
— Вообще, Таля, две вещи в жизни я ненавижу больше всего: просить и быть обязанной.
— Этого никто не любит, — мудро замечает он. — Именно поэтому деловой народ принял такую форму отношений: ты — мне, я — тебе.
— Тогда понятно, почему шеф успокаивал меня. Говорил, что мое появление в фирме ему выгоднее даже больше, чем мне!
— Валик — умница. Он тоже в тебя влюблен?
— Тоже? А кто ещё влюблен?
— Присутствующих тебе мало?.. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя в один симпатичный магазинчик… И не смотри на меня так! Перефразируя твоего шефа, и я могу сказать, что твое появление в моей жизни для меня важнее, чем для тебя.
Наверное, он хочет, чтобы Евгения, сраженная его великодушием, запротестовала бы, что и для неё это важно, но она молчит.
Человек быстро привыкает к хорошему. У них с Аркадием не было машины, разве что друзья когда-нибудь подвезут на море или в горы, за грибами. У всех остальных — Ткаченко, Аристовых и Зубенко машины были, а вот Лопухин считал, что без неё меньше головных болей. И так во всем: этих самых "головных болей" он избегал, где только можно… Казалось, общественный транспорт станет средством передвижения для Евгении на всю оставшуюся жизнь. Но вот пересела она с автобуса на "Вольво" и никакого неудобства не ощущает!