— Ничего от тебя не скроешь!
— Вот и не скрывай. Так с чего же началась ссора у твоей Надьки с главбухшей?
— С того, что мы решили потанцевать. У шефа неплохой японский магнитофон, кассеты с джазом-ретро, такие стерео-расслабляющие. А поскольку мужчин оказалось меньше, то из женщин танцевали в основном те, что пошустрее. Потом, правда, прораб подвалил, сразу с кадрами полегче стало. Но всё равно Ирочка увлеклась, вспомнила, должно быть, прежнее времечко. Словом, она на Эдике зависла.
— Я Надежду понимаю, такое никому бы из жён не понравилось.
— Вот Надя и стала права качать, ногой топать. К тому же, в ходе ближнего боя выяснилось: жена сильней! Очевидно, её укрепляло сознание собственной правоты: моё — не трожь!
— А как повёл себя ейный муж?
— Растерялся. Похоже, несмотря на его многочисленные увлечения, ему удавалось прежде не сталкивать друг с другом своих любимых. Первая жена его не в пример тише была. А ещё, ты не поверишь, но я внимательно за ним наблюдала: Надькиной ярости он испугался. Такой амбал, на голову её выше, а поди ж ты!.. Шеф первый от столбняка опомнился, стал Надежду от Ирки оттаскивать. И Лада, видимо, уже приготовилась побеждённую уводить, сердечными каплями отпаивать. Ничего подобного. Главбухша уйти не согласилась, так за столом и осталась. Эдик что-то любимой жёнушке на ухо шептал, успокаивал, но мы уже не слышали.
— Да, весело у вас!
— Веселее не бывает!
И как в последнее время часто в квартире Евгении случается, звонит телефон.
— Ну его на фиг! — сердится она. — Не буду брать трубку! Постоянно звонит не ко времени.
Трубку берёт Люба. Видимо, они в своей станице не избалованы общением и не привыкли им пренебрегать.
— Слушаю. Здравствуй Надя! Да, это я. Женя в ванне, купается. Что ты говоришь? Весь вечер звонила, а телефон не отвечал? Наверное, куда-то уходила. Что ты говоришь! Когда? Непременно. Я передам. Выкупается, тебе позвонит. Когда заедете? Хорошо. До свидания.
Она кладёт трубку и говорит Евгении:
— Скажи теперь, будто у меня нет интуиции. У тебя, кстати, она тоже есть. Звонок-то не из приятных, вот ты и слушать не хотела… Убили-таки вашего Петра Васильевича!
— Что?
— В то время, как вы гадали, у кого он из запоя выходит, над его холодным телом уже вовсю роились мухи!
Евгения передёргивается.
— Перестань!
— Сегодня похороны. Надька с супругом за тобой в два часа заедет… Убили и там же бросили. Кто-то его из дома вызвал, кто — жена не видела. Слышала только, как машина отъехала. Она потому и беспокоилась, он ведь в домашней одежде с ними уехал. С ними или с ним… Милиция разберётся, начнут вас на допросы таскать: что видели, что знаете, были ли у покойного враги?
— Ты-то откуда знаешь?
— Детективы читаю. Тебе, возможно, и нечего сказать, ты у них новенькая.
"Может, и новенькая, а сказать есть чего! — думает Евгения. Вот только надо ли? Не ожидала я, что мои случайные знания смогут пригодиться так скоро…"
— Очень редко мы с тобой видимся, подружка, — говорит между тем Люба. — Отвыкла ты от меня. Свои тайны появились.
— Какие тайны? Ты же всё обо мне знаешь!
— Всё — да не всё! Я ведь сразу поняла: недаром ты мне взялась так подробно про бабскую драку рассказывать. Как перепёлка от гнезда от заветной темы уводила. О том, что тебя особенно волнует и чем ты почему-то не хочешь делиться со старой подругой! Например, где ты была вчера вечером?
— Вчера я была в одном доме где четверо мужиков играли в преферанс, — говорит Евгения, и взгляд её затуманивается.
— А потом?
— Потом Аристов отвёз меня домой.
Люба продолжает выжидающе смотреть на неё, и Евгения сердится.
— Что ты на меня так смотришь? Ждёшь продолжения? Его нет! Это всё!
— Врёшь! — торжествующе заключает Люба.
— И не собиралась я врать! — неуверенно говорит Евгения, но и не торопится с откровениями.
Да и обязана ли она выворачиваться наизнанку? Даже перед лучшей подругой!.. Стоп! Что же это, она сердится на Любу? Или на себя? Столько лет у неё не было от подруги никаких тайн, потому… Потому что тайн не было! Вот оно что! "У меня есть сердце, а у сердца — тайна!" Проснулось Женино сердце, потому и тайна появилась.
Собственно, расскажи она всё Любе, та и не удивится: подумаешь, тайна! Логическое завершение симпатий мужчины и женщины — постель! Ничего таинственного!
А вчера у подъезда ждал её Толян. Грустный. Непривычно тихий.
— Жека, съезди со мной к друзьям. На преферанс меня пригласили.
— Я же в этом ничего не понимаю.
— И не надо. Просто посиди рядом.
Ей не хотелось быть дома одной, она и поехала. Друзья оказались его старыми институтскими товарищами, приезду Евгении не удивились. Компания оказалась задушевной, понемногу выпивали, подшучивали над Толяном.
А потом Аристов отвез её домой. И остался.
Такая вот у неё тайна.
На самом деле это происходит так: два существа соединяются и два сердца сливаются в одно. И это сердце начинает отсчитывать свои удары для обоих. И кровь одинаково пульсирует в жилах. И дышат они в такт. И не спят всю ночь…
Утром она шевелит губами: "Тебе пора!" — "Я не хочу от тебя уходить!" — шепчет он, не разжимая объятий…
— Женя! — тормошит её Люба. — Женя!
Смотрит, как она медленно возвращается в действительность и, как бы сожалея, говорит:
— Влюбилась! Так я и знала, что ты в конце концов в него влюбишься!
— В кого?
— В Аристова, в кого же ещё! — она вздыхает. — Как странно устроена жизнь: у кого-то горе, а кто-то от радости ног под собою не чует. Один умирает, другой возрождается к жизни. И как иной раз мелки и скучны наши собственные бедки на фоне таких событий!
Она разливает свой малиновый ликёр в тонкие хрустальные рюмки.
— Выпьем, Женька, за то, чтобы твоя любовь оказалась настоящей. Большой и честной. Чтобы ты ни разу в жизни не пожалела, что судьба наградила тебя ею!
Евгения порывисто хватает её за руку и целует.
— А меня-то за что? — пугается её экзальтации Люба.
— За то, что не стала осуждать, отговаривать, решать за меня. Она ведь ещё такая хрупкая, как птенчик. И летает только по комнате — форточку я боюсь открыть. И погубить её так легко! Лишь сожми покрепче хрупкую шейку…
— Романтик! — хмыкает Люба. — Я не возражаю, кохай своего птенчика. А форточку и правда не открывай. Видишь, сколько людей снаружи? Сколько у них самих горестей, заморочек — поймут ли тебя? Скорее всего, поставят в один ряд с толпами тех, которые называют себя любовниками и любовницами, не имея понятия о каких-то там высоких чувствах. Хочу пожелать тебе, как ни странно, хоть чуточку эгоизма — не забывай о себе, не стремись ему навстречу безоглядно. Тогда, если случится самое страшное, не так больно будет падать… А вообще, никого не слушай! — заключает неожиданно она. — Я ведь тоже могу ошибаться, даже из самых добрых намерений!
А как по другому можно истолковать их ночь с Аристовым? Как похоть? Всё её существо возмущается против этого!
Теперь в замедленном варианте как бы откручивается назад время.
Они с Толяном подъезжают к дому Евгения. Толян закрывает машину и говорит:
— Я провожу тебя.
Она слабо возражает:
— Что со мной может случиться в подъезде?
Он:
— Не скажи, есть маньяки, которые подстерегают женщин в лифтах. Я сам читал.
Когда они входят в подъезд, на первом этаже хлопает чья-то дверь.
— Видишь, наверняка он стоял, курил, ждал, когда ты войдёшь.
Евгения тоже слышит слабый запах сигаретного дыма и усмехается: логик! Мужчина выходил покурить…
Лифт медленно ползёт на её шестой этаж. Или это минуты их общения растягиваются во времени?
На площадке перед дверью она достаёт ключ. И спрашивает нерешительно: