Это тоже адвокатские или уже взяточнические?
Краснею от собственных мыслей. Чувствую стыд и вкладываю пальцы в мужскую руку.
Он сжимает легонько, покачивает.
– Спасибо за компанию, Айлин-ханым. – Мне кажется, что голос отдает бархатом. Делаю вдох, наполняя легкие понравившимся запахом.
– И вам спасибо, Айдар.
Обратиться к нему по имени – это огромная смелость. Я не знаю, как правильно. Он ко мне – сразу на ты, а я так не могу. Но и Муратовичем его называть язык не поворачивается.
Мужчина улыбается уголочками губ. Во взгляде смешинки. Спрашивает:
– На бея не тяну? – Вызывает улыбку уже у меня. Чтобы не сдаться так просто – прикусываю щеки изнутри. Уверена, он это замечает. Знаю, что нужно как можно скорее разорвать зрительный контакт и удалиться, но даю себе секунду… И секунду… И еще одну.
– Вы прокурор, а не бей. – Говорю совсем тихо. Чувствую, что своим ответом попадаю в какую-то невидимую цель. Айдар Салманов выглядит довольным. В моей грудной клетке теплеет.
– Тоже верно.
Глава 8
Глава 8
Айлин
Последний экзамен сдан. В моих руках зачетка с закрытой на пятерки сессией, а грудную клетку распирает гордость.
Я даже в сумочку забросить её не могу. То и дело раскрываю на последней заполненной странице и с улыбкой рассматриваю.
Айка-балам, ты у нас молодец! Станешь лучшим в городе кардиохирургом, Иншалла!
Хвалю себя же голосом папы и смеюсь. И даже не важно, что нам с бабасы предстоит серьезно обсудить выбор специализации, потому что я склоняюсь к косметологии, а он грезит, чтобы его дочь запускала уставшие человеческие сердца.
Будет непросто. Вполне возможно, я, как всегда, сдамся. Но сейчас просто рада, что впереди два месяца летнего безделия. А сегодня – мой законный выходной после непростой, но успешной работы.
Весь июнь в этом году – сплошные праздники. Мы только отметили Дни рождения брата и мамы, а через неделю у Бекира уже выпускной.
Его практика у Салманова прошла на отлично. Работу в прокуратуре Бекиру пока предложить не могут, но на двухмесячную стажировку зовут. Мы всей семьей очень благодарны Айдар-бею за благосклонность к Бекиру. И даже я.
В тот день брат из меня всю душу вытряс, допрашивал, не надоела ли я Салманову, не наговорила ли глупостей, не нахамила ли…
Я раз за разом повторяла, что нет. Сидела тихо, со всем соглашалась, за всё благодарила…
Это ложь, конечно, но делиться правдой с братом мне не хотелось. С мамой потом тоже. Ни с кем. А сама я время от времени возвращаюсь мыслями в тот кабинет, к тому странному разговору. Вроде бы пустому, а душу чем-то задевшему.
Я немного ждала, что Салманов побывает у мамы на юбилее (его приглашали), но праздник прошел без него.
Это сказалось на моем настроении. Почему – я стараюсь не думать. Зато с куда большим интересом теперь слушаю истории Бекира о его работе. Особенно сильно реагирую, когда проскакивает знакомое имя.
Я его гуглила. Смотрела в соцсетях. Ох… Такая заинтересованность и саму пугает, но остановиться я пока не могу. Объясняю себе же, что не встречала раньше таких людей. Но размышлять о Салманове слишком много себе не позволяю. Чувствую опасность, а еще бесперспективность. Поэтому – дозировано. Да и, мне кажется, интерес потихоньку угасает.
Это хорошо.
Потому что, уверена, он обо мне давно забыл. Работы много. Внимания, подозреваю, тоже. Есть, с кем пообщаться, кроме глупой любительницы поискать розетки в неожиданных местах.
Когда вспоминаю свои слова в той беседе, испытываю стыд. Сейчас всё кажется неуместным. Хотелось бы произвести другое впечатление, пусть я и не знаю, какое произвела в реальности. Но это всё неважно. Правда. Потому что в моем будущем никакой роли не сыграет.
Мне нужно думать о планах на предстоящее лето, о разговорах с отцом. О Мите… И снова ох…
Он меня не оставляет. Изменил тактику: теперь извиняется. Говорит, что осознал неправоту и перед родными тоже готов извиниться. Клянется, что без меня плохо. И мне кажется, что я вижу это во взгляде. Из-за этого плохо уже мне. Сердце отзывается.
Я не могу снова ему так же довериться, розовые очки слетели. Но и избавиться от возможно глупой веры, что у нас еще все может сложиться, тоже не могу.
Он больше не делает широких неуместных жестов, как тогда с платком. Просто смотрит издалека. Пишет. Звонит. А я не блокирую.