Он поднялся, обошел стол, подошел ко мне и заставил меня встать. Поцеловал меня в губы, в шею и в кончик носа.
— Кажется, я никуда не поеду, — пробормотал он.
Вот примерно в тот самый момент должно было заговорить мое благоразумие. Этого парня я встретила всего двенадцать часов назад. Он мог быть психопатом, сбежавшим от ФБР, маньяком-насильником, жуликом или вором. Мог страдать большим числом психических расстройств, чем все пациенты местной больницы, и большим количеством генетических уродств, чем сиамские близнецы. Но разве я попросила его предъявить удостоверение личности и резюме? Разве я прижала его к стене и обшарила? (Ну, это я допустим сделала, но не с целью обыска.) Нет-нет, я затащила его в спальню быстрее, чем вы успеете спросить: «В твоем шкафу скелетов больше, чем в ближайшем морге?» Мои доводы были такими: все это предсказал Могучий Романо, который теперь ни за что не получит по яйцам. Это мой Дарт Вейдар!
Мы часами занимались отчаянным атлетическим сексом. На улице уже темнело, когда мы откинулись на подушки в изнеможении. Я была вся в поту, волосы прилипли к голове, тушь струилась по щекам. Я выглядела словно после родов. Слава богу, что за жалюзями комната была погружена в полумрак. Мы долго лежали, прижавшись друг к другу и вспоминая сегодняшний день.
— Это был самый удивительный день в моей жизни, — прошептал он.
Я собралась было поддакнуть, но не хотела врать. Добро пожаловать в Купервилль, Город Странный и Непредсказуемый.
— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросил он.
— До сегодняшнего дня не верила, — ответила я почти честно.
— Я тоже, но теперь верю, — и он опять начал покрывать меня поцелуями от ног до головы.
Прежде чем я успела сморщиться, как черносливчик, от избытка влаги, он остановился.
— У тебя есть чулки? — страстно прошептал он.
Чулки? Меньше всего мне сейчас хотелось наряжаться для красоты. Мое тело как будто провело десять раундов в грязи с борцом-тяжеловесом. И все же, чего не сделаешь для гостей. Как я уже говорила, я очень гостеприимна. Порывшись в бельевом ящике, я нащупала два чулка, которые, кажется, были разных цветов. Он взял их.
— Мне нужно четыре, — пробормотал он.
Четыре? О боже, я так и знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — я залезла в кровать с трансом! Порывшись еще, я извлекла еще одну пару, протянула ему, но он опрокинул меня на спину, осторожно поднял мои руки вверх и привязал их к столбикам кровати чулками. Я не могла пошевелиться, была полностью беззащитна и не знала, радоваться мне или ужасаться. Пусть мы выяснили, что он не королева кабаре, но вдруг он сейчас встанет, быстро оденется и обчистит дом, бросив меня объяснять мое положение и проблему местным офицерам полиции? Сердце заколотилось. Он встал передо мной на колени и принялся медленно дразнить меня языком, целуя, посасывая и покусывая. Он вошел в меня и стал двигаться взад и вперед, пока мои нервные окончания не взорвались, и мы оба кончили быстрее, чем наступает конец веселых каникул. Он осторожно отвязал меня и удовлетворенно вздохнул, после чего мы погрузились в долгий безмятежный сон.
— Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Услышав знакомый звук, я вздрогнула и проснулась. Мама! Она обычно так стучалась в окошко, прежде чем войти, отворив дверь своим ключом. Я вытолкала Тома из постели, он с грохотом приземлился на пол и непонимающе посмотрел на меня.
— Это моя мать, — прошипела я. — Быстрее, прячься в ванной!
Но времени уже не осталось. Она скакала по ступенькам, как течная сука Лабрадора. С каких это пор она так торопится, чтобы со мной повидаться? Том нырнул в гардеробную комнату. Ворвавшись в дверь, как торнадо, мама присела на краешек кровати:
— Дорогая, я только на минутку заглянула, проверить, что ты вернулась целая и невредимая. Бегу в женский институт на занятия по плетению корзин.
А кажется, будто сбежала из дурдома.
Она уже хотела повернуться и поскакать прочь, успокоившись, что ее дитя в сохранности, но вдруг замерла на месте.
— Что это? — пролепетала она.
Что? Неужели у нее радары вместо ушей? Я ничего не слышала.
— Вот, опять, — прошептала она.
И я все равно ничего не слышала. Она на цыпочках подошла к гардеробной, а мне ничего не осталось, как только изумленно таращиться. Одним движением она бросилась к дверям и распахнула их. Там стоял Том, высокий, красивый, ярко-пунцовый, прикрывая свое хозяйство страусиным боа, которое я купила на свадьбу кузины Ди. Мама в ужасе развернулась, глядя на меня так, будто я только что призналась в краже церковных пожертвований. И вдруг ее взгляд метнулся к столбикам кровати. Чулки! Если бы она открыла рот еще чуть шире, можно было бы компостировать им билеты в автобусе.
— Мам… — еле слышно пролепетала я, но все было бесполезно. Она в ошарашенном трансе попятилась к выходу, пулей сбежала по лестнице и вылетела из двери, ознаменовав свой уход оглушительным грохотом.
— Ну что, Том, — я взглянула в его потрясенное лицо, — кажется, меня только что вычеркнули из завещания.
На следующий вечер я пошла на работу, прихватив две коробки сигарет для Рэя.
— Купер, ну зачем? Ты себе-то что-нибудь отхватила?
— Забавно, что ты спрашиваешь, Рэй. Познакомься с Томом…
Том остался на четыре недели, приспособившись к моим привычкам: не спать до утра и поздно вставать. Каждый день был откровением: мы все сильнее влюблялись друг в друга, испытывали страсть и вообще были одержимы друг другом, в хорошем смысле этого слова. Да, да, опять это слово на букву «Л».
Но на этот раз все было потрясающе. Хоть раз меня не терзали сомнения. Ни единого! Он был идеален, как засахаренные хлопья. Мы безупречно подходили друг другу по всем параметрам, физически и духовно. Он был прекрасным человеком: чувствительным, но сильным, заботливым, но не подавляющим. Он полностью приспособился к моему миру и людям в нем, что не так уж просто для состоявшейся личности. Даже Кэл подобрел к нему, преодолев сомнения насчет неверности Дагу. Что до моей бабули, Том как нельзя лучше подошел на роль ее любимчика. Она щебетала, как попугайчик, что Том — точная копия моего ирландского дедушки, когда тот был жив. Мысль о том, что моя бабуля фантазирует о моем бойфренде, вызывала у меня тошноту, но ее заставляла улыбаться. Единственной тучкой на горизонте была семья Тома. Он работал на молочной ферме родителей в пятидесяти милях от Дублина, и они все настойчивее требовали его возвращения. Наконец он больше не смог откладывать. Я взяла пару выходных, и мы полетели в Ирландию — я представляла себе его ферму как маленький домик в прериях. О животноводстве я ничего не знала. Мое самое близкое знакомство с пастеризацией ограничивалось чаем с молоком.
Том объяснил, что эта ферма передается из поколения в поколение и, когда его родители выйдут на пенсию, она достанется ему. Я решила, что смогу приспособиться к деревенской жизни — ведь я смотрела «Эммердейл» [20]. Я уже представляла себе лендроверы, стеганые телогрейки и коров, которых я назову Дэйзи и Эрментруда.
Мы покинули красивый город Дублин и направились в поместье в окружении потрясающего пейзажа. За какой бы угол мы ни завернули, повсюду открывались еще более захватывающе прекрасные ландшафты. У меня в животе поднимались пузырьки, и вовсе не от самолетной еды. Я поняла, что мне понравится здесь жить.
Мы прибыли в дом Тома и оказались в центре событий: цыплята, гуси, собаки и родители — все хлопали крыльями вокруг нас, будто собирались взлететь.
Папа Тома был вылитый он. Высокий, с седыми волосами и такими же зелеными глазами с искорками, он мне сразу понравился. Он взял меня за руку, поклонился и улыбнулся, чмокнув мою руку.
— Это вам не хухры-мухры, познакомиться с девушкой, которая завоевала сердце нашего Томаса, — объявил он и тут же получил подзатыльник от рассерженной миссис Маккаллум.
— Джозеф, что за выражения ты позволяешь себе при молодой даме? — воскликнула она. Я оглянулась, чтобы посмотреть, где эта молодая дама, но позади никого не было. Я подмигнула папе Тома.