— Ему нехорошо, Келли, — объяснил Кен. — Пойдем, я отведу тебя к нему.
Келли пошла за Кеном к лифту по лабиринту залов, освещенных люминесцентными лампочками. Звук ее шагов отдавался грохотом в ушах. Этого не происходило, это не могло происходить на самом деле.
На двери отца висел лист бумаги, на котором она не могла прочитать ни слова, но она не думала, что там было что-то хорошее. Остальная часть клуба выходила из комнаты ее отца, маленькая армия мужчин, одетая в байкерскую форму. Когда она подошла, все перестали говорить. Они сдвинулись в сторону, освобождая ей путь. Ее горло сжалось.
Один взгляд на своего отца, лежащего на кровати, и поняла, что все на самом деле хуже, чем она представляла.
Он больше не был бледным. Простынь под ним была белой, а он — нет. Его кожа стала серой, она блестела от пота. Возрастные пятна на его лбу выделялись как коричневые звезды. Его глаза стали впалыми и помутневшими.
Он едва повернул голову, когда она вошла. Она могла даже по виду определить, что ему было больно.
— Папа, — прошептала она. — Нет…
— Эй, малышка, — он стал кашлять достаточно сильно, чтобы кровать под ним задрожала. Потом поднес платок, который она не заметила, ко рту, и на нем появилась черная кровь.
— Господи.
— Иди сюда, — он поднял руку, на которой не было капельницы. Больница не стала тратиться на него.
Защитные перила на койке были опущены, что помогло ей сесть рядом с ним. Его тело было такое маленькое, что было много места. Он обнял ее. Она наклонилась и положила голову ему на грудь. Его сухие губы прижались к ее лбу.
Кен говорил, она могла слышать его голос, доносящий информацию. Она слушала краем уха; ей не нужно было слышать официальный диагноз, чтобы знать, что ее отец умирает. Это не успокоило бы ее. От этой мысли на ее глазах появились слезы. Наука всегда приносила ей комфорт.
— Ты не можешь, — зашептала она, не в силах заставить себя произнести слово «умереть», но оно все равно повисло в воздухе. — Я только вернулась.
Он поцеловал ее в лоб снова:
— Вернулась. По крайней мере, мы не сможем испортить все снова.
Она осознала, что горькие слезы были холодными. Капли льда и влаги заполнили ее глаза. Они катились по ее носу и оставались на тонком больничном халате, которое он носил.
— Но я хочу все портить. Я хочу кричать на тебя и говорить, что ты не прав. Я просто хочу, чтобы бы был здесь. Я чувствую, будто мы только встретились.
— Прости, — сказал он мягко. Его рука обернулась вокруг нее. — Я тебя расстрою.
Тень упала на кровать. Она знала, что это был Юлий еще до того, как посмотрела наверх. Его присутствие имело определенный вес, к которому она привыкла. Их взгляды встретились на ее отце. Его карие глаза стали красными от невыплаканных слез.
Неожиданно Райли потянулся. Он взял одну из сильных рук Юлия в свою и притянул его ближе. Юлий не сопротивлялся.
— Клуб сделает тебя Президентом. Ты заслужил это.
В толпе раздался звук одобрения. Она почти забыла, что они были здесь. Юлий только кивнул, его щеки покраснели.
— Ты обещаешь мне, что будет заботиться о ней. При любых обстоятельствах. Только заботься о ней. Держи ее в безопасности.
— Да, — голос Юлия надломился. — Обещаю.
Райли соединил их руки:
— Я знаю, что ни один из вас не хотел этого. Но спасибо. Спасибо, что сделали это, и спасибо, что позволили мне провести ее к алтарю.
Его голос был слабым и становился слабее.
— Тебе не нужно разговаривать, папа.
— Если не сейчас, то когда?
Ей нечего было сказать на это. Наклонившись, она услышала сердцебиение под ухом. Оно не было устойчивым. Он изо всех сил пытался дышать. Келли не могла найти слов. Она ничего не могла сказать.
— Нет, — прошептала она. — Пожалуйста, нет.
Он поцеловал ее в лоб, и его сердцебиение стало тише.
— Папочка, — шептала она, — нет.
Глава 8
В наследство был получен бар. Лицензия на алкоголь уже запылилась, а барная стойка так износилась, что лоснилась. Музыкальный автомат, которым не пользовались уже несколько десятилетий, сегодня молчал. Каждый барный стул был занят одним из «Адских гончих».
Каждый, кроме центрального стула. Одинокий обитатель табурета был кожаный жилет, потрескавшийся, с полным набором патчей, сзади и спереди. Самый верхний гласил — «Президент».
Кен разливал напитки со своей стороны. Призрак со своей. Они передавали их без подшучивания, которое обычно сопровождало виски и пиво. Не то чтобы Призрак был когда-либо в шоке, но даже его молчание отражало его печаль.