— Я на каникулах, — сказал Вик. — Но почему?
Кен ухмыльнулся:
— Кажется, я понял, капитан, мой капитан. Могу я?
— Давай, Шекспир.
— Если мы будем придерживаться закона, местные правоохранительные органы будут игнорировать нас, сосредоточив все свое внимание на людях Каина. Мы хотим, чтобы их прожекторы были на Каине, чтобы он расстроился.
Юлий кивнул:
— Так и есть.
Чарли кивнул, прикончив последний бокал пива:
— Хорошо, мы умываем руки на несколько недель. Не наседаем. Может, они будут думать, что смерть Райли подкосила нас.
Юлий кивнул:
— Просто идите в свой любимый бар, или в стрип-клуб, или просто скорбите в открытую. Похороните себя в пиве и женщинах. Каин может выдохнуть, он может немного отступить. Давайте узнаем. Вот так, давайте убираться отсюда.
— Хорошо, Президент, — Майкл ударил рукой по прилавку. — Пойдем, Призрак. Пойдем в логово противника.
Призрак следовал тенью.
***
— Я знаю, что все время говорю об этом, — сказала Келли в трубку мобильного телефона, — но я, честно, понятия не имею.
Келли ненавидела признавать, что чего-то не знает. Она знала, что это было нормально. Никто не владел всей информацией. Было нормально то, что он не знал пищеварительного цикла лабрадора. Но это отличалось от того, что она не была уверена, хотел ли ее отец быть кремированным или нет. Она не знала, хотел ли он традиционный гроб или что-то современное. Она ничего не знала.
Девушка только знала, что было много вопросов, на которые она не могла ответить.
— Миссис Дениэлс, я понимаю, что вам сейчас нелегко.
Голос был таким успокаивающим, нежным. Это был голос кого-то, кто разговаривал с людьми, которые собирались сломаться. Даже в этом случае ее пронзило то, что ее называют миссис Дениэлс. Это было ее имя, согласно штату Орегон, но ей казалось, что оно не принадлежит ей.
По каким-то причинам ей захотелось плакать еще больше. Она почувствовала, как ее плечи опускаются, а глаза закрываются.
— Прошу прощения, — наконец сказала она, прерывая мягкий голос. — Я, правда, ничего не знаю. Мы с отцом… не были близки до недавнего времени. Мы не говорили об этом.
— Я понимаю, миссис Дениэлс. Может, он говорил об этом с кем-то еще?
Голос треснул с самым маленьким разочарованием в первый раз. Келли не могла винить его, ни у кого не было бесконечного терпения. Она почувствовала, что поникла еще больше.
— Мне жаль, я…
Беверли дотронулась до ее плеча. Келли обхватила ее пальцы.
— Милая, — сказала Беверли мягко, — почему бы тебе не отдохнуть? Мы можем выяснить все и перезвонить ему. Тебе не обязательно делать это прямо сейчас.
Голос на другом конце телефона, должно быть, услышал Беверли. Он предложил перезвонить ей, как только они узнают все. Келли отложила телефон и закрыла лицо рукам:
— Я ужасная дочь.
— Сладенькая, нет.
Беверли взяла руки Келли в свои, убирая их от ее лица. Келли обнаружила, что смотрит в безупречное лицо Бев. Она сделала глубокий вдох и покачала головой:
— Я ничего не знаю о своем отце.
Беверли крепче сжала руки.
Келли покачала головой и плюхнулась на диван. Цезарь вскочил и побежал ей навстречу. Беверли отпустила руку, чтобы Келли погладила собаку.
— Окей, — Беверли встала, — я собираюсь налить нам вина.
— Употребление алкоголя в депрессии ведет к алкоголизму.
— И? — спросила Беверли, проходя на кухню. — Я знаю фантастических алкоголиков.
Келли рассмеялась, не зная почему. Это был сухой смех. Больше измученный. Она услышала, как Беверли шелестела в кухонных ящиках, а через пару минут появилась бутылка.
Бев передала Келли стакан, а сама села в кресло.
— Так, в чем проблема? — спросила она, делая глоток вина.
— Я не знаю своего отца. Вот я здесь, должна решить все эти вещи, и я не знаю, что сделает его счастливым.
Беверли сделала еще один глоток и откинулась назад:
— Хорошо, я собираюсь задать тебе вопрос, и мне нужно, чтобы ты была очень честна со мной. Ты можешь это сделать?
— Могу.
— Хорошо. Выпей. Скажи: ты хочешь сладкую ложь или горькую правду?
Келли подумала об этом, пока горько-сладкий вкус вина тек по ее языку прямо в желудок:
— Прямо сейчас? Горькую правду.
— Хорошо, — Беверли отставила свой стакан и сложила пальцы на коленях. — Горькая правда в том, что твой папа мертв. Его не заботит то, что ты делаешь сейчас. Ты могла бы бросить его в мусорный контейнер, и это не имело бы для него никакого значения. Горько, но правдиво.