-Прекрати весь этот цирк, пока не поздно. Я уже не семилетний мальчик, могу сам дать отпор!
-Ну, давай... – дернулся навстречу ей, но меня слишком быстро остановил какой-то мужик, стоявший рядом с Илоной. – Я так и думала! Костенька, привяжи его к стулу. Не хочу, чтобы он нам мешал.
Я развернулся, чтобы посмотреть, к кому обращается эта ужасная женщина.
-Ты... - я не мог поверить в это. – Гошка, ты что здесь делаешь? – брат бесцеремонно тащил меня к стулу, с усилием надавил мне на плечи. Но я даже не сопротивлялся.
Очередное предательство... Как мне это вынести. Уж лучше пусть быстрее кончают со мной, я не хочу видеть, как мой родной брат лебезит перед этой сукой.
-Гошка... Как ты мог? – брат приматывал меня скотчем к стулу. Наконец, посмотрел мне в глаза. Я пытался ухватиться за родные черты. Но вместо них находил только холод и ненависть.
-Не называй меня больше Гошкой, никогда! Я Костя... Константин Константинович.
-Послушай, брат, все не так, как ты думаешь! – Гошка сделал глубокий вдох. Видел, как он сжимал кулаки, слышал, как хрустят его костяшки.
-Не называй меня братом... В моих жилах течет совсем другая кровь. Я никогда не был Беспаловым. Знаешь, Марк... Я когда мелким был, всегда думал, почему отец на меня смотрит как-то... Не так как на тебя... Вот на тебя смотрел, его глаза блестели, а на меня – его взгляд сразу потухал.
-Гошка... Отец любил нас одинаково.
-Нет, вовсе нет... Это был самообман. Я всю жизнь думал, что не дожал, что недодал, возможно, был плохим сыном. Тебе всегда доставалось все самое лучшее. Учеба в Лондоне, должность гендиректора. А я всегда был в твоей тени.
-Но ты же сам не хотел уезжать заграницу...
-Довольно, Марк... Я устал жить в этой лжи. Совсем скоро все закончится.
-Но ты ничего не знаешь. Мы с отцом оберегали тебя. Боялись, что правда тебя ранит!
-А она меня и ранила. Словно обухом шандарахнула по башке. И меня переклинило... Все, что раньше было важно, потеряло всякий смысл. Я жил чужой жизнью, рос без материнского тепла. И ты должен мне это компенсировать.
-Гошка!
-Хватит, надоел! – брат взял еще кусок скотча и наглухо залепил мне рот.
Блядь... Я должен был сам ему рассказать всю правду. Кто знает, что именно ему наплела Илона. Получается, я сам во всем виноват...
Я люблю тебя, брат... Несмотря ни на что, люблю.
Глава 38.
Много лет назад
-Кто у нас такой сладкий мальчик? – мне было 4. Незнакомая тетя щупала меня за щеки и сжимала мой нос между своих пальцев.
-Малк! – оттолкнул ее руку и растерянно посмотрел на отца.
-Илечка, он должен к тебе привыкнуть. Он у меня очень хороший! – отец полушепотом говорил незнакомке, но я его слышал.
В свои четыре года я уже достаточно многое понимал. И то, что моя мать умерла, когда мне было несколько месяцев. По сути, я сам и убил ее... На ранних сроках беременности у нее диагностировали рак. Но лечением она пренебрегла, а решила выносить меня...
Я ее не помнил, но любил. Очень любил, как мог четырехлетний мальчишка. Иногда мне казалось, что я вспоминал какие-то кадры. Словно мама меня целовала, пела колыбельные. Но это, скорее всего, была не память, а воображение.
Я знал, что нам с отцом и вдвоем хорошо. Мне не нужна была чужая тетя... И моего разрешения никто даже не спрашивал. Поэтому я злился...
Не прошло и нескольких дней, как Илона перевезла в наш дом все свои пожитки.
Но она мне не нравилась... Я все делал наоборот, надеялся, что если я буду плохим мальчиком, тетя уедет и снова оставит нас с отцом наедине. Надеялся, что все будет, как раньше.
Резал ножницами ее тряпье, накидывал пластилин или мелкие игрушки в туфли, отказывался есть ее еду, хотя она старалась и готовила вполне неплохо. А когда она однажды пришла ко мне в комнату, чтобы спеть колыбельную на ночь, я сказал ей, что волки и то красивее воют.
А между тем, шло время, и Илона все не уходила... Я даже как-то начал к ней привыкать. И стряпню ее кушать начал, и с игрушками, которые она мне покупала, играл. Да и как-то я перестал быть против нее.
А однажды как-то так заигрался, что когда она меня позвала обедать, ответил:
-Хорошо, мам! – и сколько слез тогда было. Она так радовалась, что я ее принял, называла меня своим сыном.
Когда мне снились страшные сны, она разрешала мне спать с ней и отцом...
Я... Полюбил ее, на самом деле полюбил. Она была очень милой, доброй, никогда меня не ругала. И даже если я косячил, она не рассказывала об этом отцу. Мой, на тот момент, уже пятилетний мозг считал Илону доброй принцессой, пришедший в наш дом из сказки.