Дверь ванной открылась.
— Ты в порядке? Мне показалось, что я слышал какой-то шум. — Валентин вошел в спальню в набедренной повязке из полотенца.
От такого зрелища все рациональные мысли испарились. Идеальные пропорции его тела, словно выточенные из мрамора резцом гениального Микеланджело, ласкали взор. Разница лишь в том, что его тело не холодное, как мрамор, а живое и теплое и немедленно ответило бы на ее прикосновение, став еще горячее. Ее женское начало жаждало немедленного воссоединения. Ей снова хотелось познать этого мужчину.
— Это розовые лепестки? — спросил он, выводя ее из соблазнительного транса, грозившего полностью завладеть ее бедной головой.
Он подошел ближе, и Имоджин торопливо засунула руки в рукава халата и запахнула его на талии.
— Не суетись из-за меня, — поддразнил Валентин, блестя глазами и беззастенчиво поедая взглядом ее точеную фигурку.
— Извини, я сейчас уберу. Это мама…
— Эй, не стоит паниковать. Все в порядке. — Он протянул руку и подхватил ее под локоть, не давая Имоджин наклониться. — Расслабься, ОК? Лепестки роз — непременный атрибут новобрачных в медовый месяц. Разве ты со мной не согласна?
Ее рука горела в том месте, где он дотронулся, возбуждая еще сильнее ее смятенные чувства. Имоджин крепко сжала губы, прежде чем ответить.
— Но мы ведь не совсем типичные новобрачные, правда?
— Мы и прежде не отличались заурядностью, — согласился Валентин.
От его слов щеки Имоджин заалели, как маков цвет. Она внутренне застонала. Ну почему она все время краснеет в его присутствии? Никто другой не вызывает у нее подобной реакции. Она кивнула на полотенце:
— Ты в этом собираешься спать?
— Пожалуй, экипаж удивится, увидев меня в подобном прикиде, — ухмыльнулся Валентин. — У меня есть пижама в дорожной сумке. Я переоденусь здесь, пока ты принимаешь душ, если не возражаешь.
Ага, они снова вернулись на стезю вежливости. Это вполне устраивало Имоджин. Она сейчас была растеряна и не знала, как себя вести. Имоджин была уверена в одном: нужно дистанцироваться от Валентина, пока она не сотворила какую-нибудь глупость. Например, не прижалась губами к его сокам или не слизнула капельку воды, катившуюся по плоскому животу.
— Тогда спокойной ночи, — натянуто произнесла она, взяв сумочку с туалетными принадлежностями.
— Доброй ночи, Имоджин, — проникновенно ответил Валентин.
Она едва удержалась, чтобы не подставить ему губы для поцелуя на ночь, хотя прекрасно осознавала, чем это может закончиться. Она еще не была к этому готова.
Валентин наблюдал из иллюминатора открывающийся вид, от которого захватывало дух. На бирюзовой поверхности океана пенились белые барашки волн, разбиваясь о скалу на острове, где им предстояло провести медовый месяц. Самолет снижался, и Валентин мог различить полоску бесконечных песчаных пляжей и качающиеся на ветру макушки высоких пальм.
— Посмотри, какая красота, — обратился он к Имоджин.
— Да, великолепное зрелище, — согласилась она, перегнувшись через Валентина, чтобы получше рассмотреть пейзаж. — И никакой промозглой зимы, как в Нью-Йорке. Я так понимаю, что в этом полушарии сейчас лето, да?
Валентин что-то невнятно буркнул в ответ. Неужели она не чувствует, что касается грудью его руки? Неужели не понимает, что с ним делает ее близость? Едва уловимый аромат ее тела сводит его с ума. И воздержание станет для него здесь самым большим испытанием. Он немедленно должен обсудить это с Имоджин. В противном случае он просто свихнется.
Валентин шевельнулся, и Имоджин мгновенно отпрянула.
— Извини, — пробормотала она и покрепче затянула ремень безопасности.
— Не проблема, — ответил он, хотя ее невольное прикосновение оказалось-таки для него проблемой. — Похоже, мы садимся.
Имоджин потянулась к его руке.
— Не возражаешь? Я всегда нервничаю при посадке.
Он взял ее за руку. Их пальцы переплелись, и Валентин ощутил, как крепко Имоджин вцепилась в его руку, пока самолет снижался сквозь облака.