Ляля, одетая в очаровательную белую блузку и серую юбку простого покроя, улыбаясь, чмокнула Андрея в щеку, побежала на кухню, принесла запотевшую бутылку шампанского.
– Садись, Андрюш!
– Ну ты даешь! Красиво как!
– Нравится?
– Очень! А как ты догадалась, что я приду?
– Догадалась! Давай за тебя выпьем!
Андрей открыл шампанское. Они выпили.
– Знаешь, а я утку приготовила. По-пекински. Ты ведь любишь?
– Лялечка, есть не хочется. Давай просто посидим.
– Как хочешь… Останешься?
– Не знаю…
Пуговички на Лялиной блузке были расстегнуты. Почти до конца…
Надя кормила Сашу, а сама все поглядывала на часы. Саша капризничал, он никак не хотел есть полезное рагу из овощей. Надя подумала, что сын точно в нее. Мама любила рассказывать, как маленькая Надя, когда ей давали овощи, приготовленные на пару, с сосисками, съедала только вкусные, но вредные сосиски, а овощи оставались на тарелке. А когда мама с укором спрашивала: «Почему?», она отвечала: «Даже Васька не ест эти овощи!» – «А ты ему давала?» – «Да, но он отказался и убежал!»
Васей звали любимого кота.
Надя вздохнула, потеряв терпение, и дала Саше сосиску. Он обрадовался, сосиска быстро исчезла с тарелки.
– Все, Саша, играй. Маме некогда.
Малыш пополз по огромному ковру, застилающему пол в гостиной маминой квартиры. Он так смешно семенил, напоминая черепашонка, спешащего к морю! Его целью были игрушки, разбросанные по комнате.
Надя гостила у мамы вторую неделю. Сегодня они с девчонками решили организовать встречу, и Надя ждала гостей. Получилось здорово, что вся их «великолепная четверка» – Надя, Инна, Света, Ира – официантки ресторана «Садко», каковыми они были «на заре туманной юности», смогла собраться в родном Питере.
Она приступила к готовке любимого «оливье». Резала, крошила и вспоминала…
…Вот они с Инной собирают ее, Иннины, вещички. Инна уезжает от постылого мужа, правда, «со всеми удобствами», – квартира, хоть и небольшая, машина, пусть отечественная, но бегает, дача, шесть соток, правда, но есть, – к перспективному богатому киприоту. Инна складывала свои пожитки и тараторила:
– Надь, представляешь, у него несколько домов в Никосии, бизнес…
– А какой бизнес-то?
– Да какая разница… денежный!
– Слушай, а лыжные ботинки в эту сумку?
– Да.
– Инна, а зачем тебе в Никосии лыжные ботинки?
– Ни к чему! Ты права.
– Выбросить?
– Нет, возьму. У мамы на квартире оставлю. Мало ли…
Инна как в воду глядела. Не то, что ботинки пригодились… но еще могут пригодиться.
Она вернулась из Никосии через четыре года. С двухлетним мальчиком Димитрием. Выглядела она тогда отлично. На все вопросы отвечала: «Вернулась насовсем. Там жарко!»
Оказалось, что киприот не оправдал надежд нашей Инны. Денег давал мало и заставлял работать! Да еще как – за лошадьми ухаживать! Все подстегивал да был недоволен! А его мерзкие три взрослых балбеса от прежних двух браков невзлюбили Инну, которая им в сестры годилась. Они, правда, тоже в конюшнях работали у папаши. Но они и должны – они мужчины!
И вот Инна снова в Питере. С мамой и сыном, в новой квартире на Пушкинской, которую киприот купил своему маленькому сыну. Так что Инна не в накладе!
Зазвонил телефон. Звонила Света, извинялась, что сможет прийти гораздо позже. Надя расстроилась, потому что именно со Светой ей больше всего хотелось встретиться, поболтать.
У Светы была своя история. Она сейчас жила во Франции, на Лазурном берегу, в очаровательном местечке Вильфранш. Здесь у ее мужа была роскошная – по Светиным представлениям – вилла, которую она приглашала Надю посетить. Но легко сказать – где Австралия, а где Лазурный берег! Не очень-то соберешься. Но Надя уже начала настраивать своего мужа, что как только Саша подрастет, они все вместе рванут на Лазурный берег…
Свете повезло во всем. И однокашник, в которого она была со школы влюблена, в нужное время – когда она с мужем развелась – оказался холостым, и мама его приняла Свету с распростертыми объятиями, и дом был почти на берегу Средиземного (!) моря… Но было одно НО. Этим «но» была Светина мама.
Мама родила Свету поздно, и сейчас это была довольно пожилая семидесятипятилетняя женщина. Здоровье, соответственно возрасту, пошаливало: то ноги, то печень, то голова… И вот все бы ничего – надо лечиться, так надо, что поделаешь. За границей еще лучше лечат. Но мама Светы была неисправимой патриоткой, а в молодости – ярой коммунисткой. Ей категорически не нравилось, что Света собирается насовсем уехать во Францию. А еще самой главной причиной было неприятие Алексея. Нет, конечно, если бы он был из семьи французских коммунистов, – таких же тоже много! – тогда еще ничего. Но сам Алексей был потомком старинного дворянского рода, представители которого успешно эмигрировали после революции. И только отец Алексея как-то невзначай снова заехал в Россию, нашел свою бывшую возлюбленную, семья которой не эмигрировала, сделал ей ребеночка и снова свалил в свою Францию. «И ты подумай, – вещала Светкина мама, – яблоко от яблони – Алексей уехал-таки из России, родной страны!» На все Светкины доводы, что многие сейчас уезжают, не прежние времена, мама отвечала: «Пусть уезжают». А она, дескать, Родину не предаст и ни на какой Лазурный берег не поедет.