Такой еды в своем доме не видел с прошлого Нового года.
— Показалось тебе. — Запиваю все грейпфрутовым соком, чтобы в ходе химической реакции просто растворить в желудке все то, что успел сожрать.
На самом деле, у меня прибавка в весе за счет увеличения мышечной массы. С тех пор, как начал играть в хоккей, в качалке железо таскаю, как одержимый.
— Я тебя с пеленок знаю, молодой человек, — фыркает бабуля. — У тебя щеки впали.
— Ладно, впали. — Соглашаюсь, отодвигая тарелку куда подальше.
Спорить-то все равно бесполезно.
Все мое детство прошло в ее доме. Мать строила карьеру, про отца вообще молчу. У него ее нос. И глаза. Я на их породу не похож. Я вроде как на мать похож.
В кармане вибрирует телефон.
Это Стас. Отец бесится, когда за столом мелькает мой телефон, но у меня были планы на эту ночь, поэтому встаю из-за стола, собираясь принять звонок.
— Ты куда? — поднимает отец на меня глаза. — У нас ужин. Мы общаемся. Сядь на место. — Тычет подбородком на мой стул.
Стискиваю челюсть так, чтобы со злости не сболтнуть какого-нибудь дерьма.
Объективно говоря, наш ужин себя изжил. В час ночи вести активные беседы нет желания ни у бабули, ни у матери, ни у меня. Единственное мое желание — свалить из дома и покурить кальяна в клубешнике. В компании друзей, знакомых и прочего народа, потому что вот так организованно мы не выбирались никуда уже хренову тучу лет, а долгое отсутствие бессмысленных расслабляющих мероприятий плохо сказывается на моей психике.
Я просто хочу оттянуться. Сегодня и до утра.
Мое молчание вызывает звенящую тишину над столом. Пока я молчу, мечась между желанием послать на хер собственного отца со всеми вытекающими последствиями и желанием не лезть в бутылку, он наблюдает за мной с терпением, будто ждет, что же все-таки я предпочту.
На помощь приходит Ба.
Нахмурив брови, смотрит то на меня, то на отца.
— Пусть идет, — говорит, махнув рукой. — У него же планы наверное. Не с нами же ему до утра сидеть.
— Пока его здесь кормят и содержат, может и посидеть, — бросает отец, чем вызывает в душе очередной протест.
Я никогда не считал, что жру и существую бесполезным камнем на чьей-то шее.
Я имею право на все, что меня окружает по праву своего рождения, и эту уверенность он не отнимет у меня, даже если будет доказывать с искрами из задницы. Все имущество бабули завещано мне, и мне не пришлось делать для этого что-то исключительно особенное. Она просто сделала это для меня.
Даже сквозь юношеский пофигизм я… оценил этот жест. Это как сговор между нами… ближе нее у меня только мама…
С учетом того, что у меня хренова туча родственников по отцовской линии, претендентов на наследство достаточно, хоть ее имущество нельзя назвать королевским. Оно далеко не королевское. Тем не менее, она выбрала меня, сказав, что это ее воля и все такое. Я бы сделал для нее не меньше, если бы мог.
— Кирилл… — подает напряженно-просящий голос мать. — Присядь. Когда еще соберемся.
— Пусть идет. — Голос Ба звучит, как удар молота по наковальне.
Твою мать.
Она это умеет.
Вообще-то, она в нашей семье сильно главная. У нее и дед по струнке ходил, и отец ходил, и дядька мой туда же.
Мать опрокидывает в себя вино, отец рожу корчит ледяную.
— Если собираешься употреблять алкоголь, такси возьми, — бросает. — Отмазывать тебя никто не будет.
А то я сам не знал.
Понимая, что второго шанса может не быть, сгибаюсь в три погибели и целую бабулину щеку, бормоча:
— Вынужден откланяться.
— Только не дури, — похлопывает меня по плечу.
Выйдя из столовой, быстро перезваниваю Стасу.
— Ну ты че? — брат пьяно ржет в трубку. — Ждем тебя. Выходи давай, а то щас забор тебе обоссу…
— Попробуй, если зубы не бережешь. — Ржу в ответ, взбегая по лестнице на второй этаж. — Пять минут.
Сдернув с себя футболку, меняю ее на синюю рубашку и заправляю ту в джинсы.
Выйдя из дома, слышу хлопки салютов со всех сторон. Не застегивая куртку, сбегаю с крыльца и пересекаю двор, слыша за воротами биты бумбокс системы, которые глушат даже салютные залпы.
Сев в тачку, набитую пьяным гогочущим народом, говорю:
— Погнали.
Прелесть мероприятия ускользает от меня стремительно.
По мере того, как удаляемся от моего дома и выезжаем на проспект, чувствую дикий, просто, твою мать, дичайший дискомфорт внутри.
Уперев в подоконник локоть и прижав к губам кулак, понимаю, что нихрена не выйдет.