— Пусть будет шесть, — сказал мистер Сэбин. Я открыла глаза и увидела, что он засунул руку к себе в сапог и вытащил оттуда какой-то предмет похожий на короткую круглую палочку. Затем я разглядела, что это не палочка, а кожаный цилиндр толщиной с большой палец. Мистер Сэбин снял крышку, перевернул цилиндр, и в следующее мгновение я увидела, как на его ладони замерцало золото.
Я от изумления открыла рот. Мои глаза были, наверное, еще круглее и безобразнее чем обычно, когда я смотрела, как он отсчитывает несколько соверенов и заталкивает остальные обратно в свой странный кошелек. Похоже, цилиндр был просто набит монетами, уложенными одна на другую. А если так, то там было никак не меньше сотни.
— Здесь еще полсоверена, чтобы убедить надзирателя послать за твоим другом, доктором Каниганом, — сказал мистер Гордон.
Я смотрела во все глаза на шесть золотых монет в его руке.
— Но вы не можете! — прошептала я трясущимися губами. — Я… я не знаю, почему вы в тюрьме, мистер Гордон, но, если вы нанесли оскорбление мандарину, это очень серьезно, и вам самому будут нужны все ваши деньги.
— Даже если бы у меня было в десять раз больше, этого было бы недостаточно, чтобы переубедить Хуанг Кунга. — Он вдруг улыбнулся. — У него на меня свои виды. Он так сказал, когда меня привели к нему пару дней назад. Давай, Люси. Зови надзирателя и начинай торговаться.
Прежде чем я успела ответить, раздался звук шагов по каменному полу коридора и кружок желтого света прорезал темноту и стал теснить ее в угол. Бряцанье ключей возвестило о приближении надзирателя. Мистер Гордон вложил один из соверенов мне в руку и тихо сказал:
— Это — для начала. Остальные пока останутся у меня на тот случай, если он захочет тебя обыскать.
Звук шагов стал громче, и появился надзиратель с масляной лампой в руке. Он был не один. За ним шел доктор Каниган. Доктор был очень встревожен. Надзиратель повесил лампу на крюк и сказал:
— Здесь она. Можете поговорить несколько минут. — Он подбросил монетку, поймал ее, презрительно сплюнул и ушел, устало передвигая ногами.
Доктор Каниган подошел к зарешеченной двери. Он задыхался, как будто всю дорогу бежал.
— О боже! Значит, это правда! — воскликнул он, голос его прервался. — Я пошел тебя искать, когда ты не пришла за лекарством… — Он вытер пот со лба. — Кто-то мне сказал, что на улице ювелиров поймали девушку-иностранку, которая пыталась что-то украсть. Ах, Люси… что ты наделала, дитя мое?
Мне было так стыдно, что я не смогла ничего ответить. Он прислонил голову к решетке, закрыл глаза и снова произнес:
— О господи! — Это был крик отчаяния. Я поняла, что он думает о том, что может со мной случиться.
Из соседней камеры раздался голос мистера Сэбина:
— Мы сэкономили полсоверена и много времени, Люси. Представь меня своему другу.
Думаю, что доктор Каниган так волновался за меня, что не удивился, обнаружив в соседней камере англичанина. Но я навсегда запомню выражение лица доктора, когда мистер Гордон вложил в его руку соверены. Впереди меня ждала новая жизнь, о которой я даже не мечтала. Большинство людей назвали бы то, что произошло со мной в ближайшем будущем, чудом или невероятной удачей. Для меня же новая жизнь была трудной и пугала меня гораздо больше, чем неприятности, которые мне пришлось до этого пережить. Впоследствии мне часто приходилось вспоминать доктора Канигана и это мгновение, когда его усталое взволнованное лицо вдруг просветлело, потому что ему дали золото, которое меня спасло.
Он взглянул на англичанина и сказал:
— Не знаю, как вас отблагодарить.
— К черту вашу благодарность! — голос мистера Гордона звучал тихо и грубо. — Она считает вас своим другом. Почему вы ей не помогли? Почему допустили, чтобы она воровала? А что другие европейцы? А ваш посол, или мой? Тощая обезьянка, одна во всем мире, с кучей ребятишек и умирающей женщиной, полностью зависящими от нее! Она рискует лишиться руки… руки, черт бы вас побрал, чтобы прокормить их еще несколько дней, и всем наплевать!
— Мне не наплевать, мистер Гордон, — сказал устало доктор Каниган, в его голосе не было обиды. — К своему стыду, я не знал, что дела настолько плохи. Но мне совсем не все равно.
— Если вам не все равно, почему же вы не знали, что дела настолько плохи?
Я быстро сказала:
— Я не говорила доктору Канигану. Я никому не говорила, сэр.
Доктор Каниган покачал головой и криво улыбнулся.
— Не защищай меня, Люси. — Он посмотрел на мистера Гордона: — Вы молоды и не знаете Китая. Вы не знаете, что делает эта страна с людьми. Когда каждый год миллион человек умирает от голода, ваши чувства притупляются. Не должны, но это так. Что касается Люси, это моя вина. Но это — в прошлом. Я собираюсь вытащить ее из этой страны и отправить домой в Англию. Я пока не знаю как. Но я сделаю, даже если это будет последним делом в моей жизни.
— Сначала вытащите ее из этой тюрьмы, — оборвал его мистер Гордон. — Она говорит, что если вы пойдете к ювелиру…
Доктор Каниган нетерпеливо поднял руку, призывая мистера Гордона замолчать.
— Мне не нужно ничего объяснять, молодой человек. Я здесь поселился задолго до того, как родилась Люси. И я знаю, кого нужно подмаслить.
— Хорошо. — Мистер Гордон повернулся к крошечному окошку. На клочке неба, заглядывавшего к нам из оконца, появились первые звезды. — Уже темнеет, — сказал он. — За вечер успеете?
— Не волнуйтесь, — доктор Каниган погладил карман, в котором лежали соверены. — Когда говорят деньги, китайцы не спят. — Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Гордона, стоящих у дверей своих камер. — Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Гордон. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.
Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:
— Как же мне благодарить вас, мистер Гордон? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.
Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.
— Как правило, барышни плачут, когда им плохо, — сказал он. — Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.
— Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Гордон, — заикаясь, сказала я. — Вообще-то, я никогда не плачу.
— Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, — сухо сказал он, — которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.
— Спасибо, мистер Гордон. — Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. — Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?
Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.
— На кого?
— На тощую обезьяну.
— Кто тебе это сказал?
— Вы, сэр. Только что.
— Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?
— Не знаю, сэр.
— Ну, я, наверное, что-то перепутал. Я думал о… о Хуанг Кунге. Вот тебе и тощая обезьяна. Как будто я их когда-нибудь видел! Я надеюсь, ты не из-за этого плачешь, а, Люси?
— О, нет, мистер Гордон. По крайней мере, я так не думаю… но сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена.
Он засмеялся.
— Люси, ты чиста как стеклышко, в тебе нет ни капли хитрости. И все же, ты для меня загадка. Головоломка. Тайна, которую мне бы хотелось разгадать.
— Я не думаю, что я — тайна, мистер Гордон.
— Ты — нет, не думаешь. — Он немного помолчал, затем сказал, улыбнувшись: — Между прочим, я приехал сюда чтобы решить одну загадку. Послушай, Люси. — Мне кажется, что за один день мне выпало столько испытаний, что удивляться у меня уже не было сил. Я просто стояла и тупо смотрела на него через решетку, пока он читал строчки, которые я и ожидала услышать: