— Пожалуйста, сэр, — заскулила я, — подайте немного денег, Христа ради! Хозяйка мисси очень больна, мне нужно кормить пятнадцать сирот. Нам не чего есть. Пожалуйста, помогите..-Голос по-настоящему дрожал, потому что мне, к своему удивленю вдруг стало стыдно. Но ведь нечего же стыдиться, я всего лишь просила милостыню, а это гораздо лучше чем воровать.
Он со всего размаху ударил меня по лицу так, что сменя слетела шляпа. Я чуть не упала.
— Как ты смеешь? — тихо но яростно сказал он-Ты-не какая-то там крестьянка, умирающая с голоду. У тебя есть преимущества: это видно по твоему лицу, голосу, походке! Как ты смеешь так опускаться?
Глава 7
Он вставил ногу в стремя и вскочил в седло, не дожидаясь ответа. А мне нечего было ответить, я слишком растерялась. Прижав ладонь к горящей щеке, я пыталась усвоить тот факт, что безобразный чужак и я живем в разных мирах. В его мире стыдно просить подаяние. В моем-в этом нет ничего позорного. Но часть меня принадлежала к его миру. Этот мир в моей крови. Мне было стыно настолько, что я почувствовалв всю глубину его презрения.
Он сел на свою лошадь и посмотрел на меня пустыми синими глазами.
— Сдается мне, что ты-лгунья. Я не верю, что ты присматриваешь за детьми и что тебе доверяют принимать роды. Может быть ты знаешь о чем эти стихи, но солгала чо не знаешь? Что ж будь по твоему. Я сам найду то, что ищу. — Он пальцем указал на свой рисунок. — Но ради бога, когда будешь лгать ему, берегись!
Наконец я смогла говорить, хотя мой голос все еще дрожал. Мне хотелось извиниться и сказать, что я говорила ему правду. Хотелось попросить его пойти со мной и посмотреть на нашу кладовую, хотелось узнать о каких преимуществах он говорил.
— Мистер Фогон-начала я-простите меня пожалуйста…
Не обращая на меня внимания, он развернул пони, похлопал его по шее, пришпорил и произнес:
— Пошел, Лунолов!
И был таков. Я смотрела, как он удаляется от меня голопом. Я видела как он обогнул деревню и повернул на юг, в сторону противоположную Кайлин.
"Лунолов"
Слово эхом отдавалось у меня в голове. Он назвал так своего пони, точно так же как и слово на том рисунке. Рисунок тот на грубом холсте сделан давным давно такой же твердой и опытной рукой как у мистера Фогона, создавшего необыкновенно живое изображение несколькими стремительными штрихами на шершавой стене.
У меня мороз пробежал по коже. Мне стало как-то не по себе.
Не знаю как долго я простояла смотря вдаль, но когда пришла в себя, я подняла с земли свой чемодан и поплелась вдоль стены к воротам миссии. Солнце садилось. Я была уставшей, злой и пристыженной одновременно. Голова болела.
Вечером я сорвала злость на детях, а ночью меня опять мучали кошмары.
Я проснулась в поту и неподвижно лежала уставившись в узкое окно, за которым уже бледнели звезды и рассвет разливался по небу. Как всегда бывает после кошмара проснулась я с облегчением, но оно быстро улетучилось. Я знала, что не могу больше откладывать свой поход в Кайлин ни на один день. И мне придется что-нибудь украсть: сегодня мы съедим все что осталось.
Утро прошло как обычно, я делала свою ежедневную работу, гоня от себя все мысли. Казалось, сегодня даже мисс Протори чувствовала себя гораздо лучше. После раннего обеда я оделась в пальто и обула войлочные сапоги. Перед самым уходом дала необходимые указания Юлин, оставив ту за старшую.
— В котором часу ты вернешься, Люcи? — спросила она, провожая меня до двери. На руках у нее была малышка Кими.
— До наступления темноты вернуться не успею, — ответила я, — так что тебе придется кормить детей ужином. Дай им все, что есть, — поколебавшись, сказала я. — А если я задержусь… или что-то меня задержит, и я не смогу сегодня вернуться, возьми это.
Несколько недель назад я зашила серебряную монету за подкладку своей куртки. Это был мой неприкосновенный запас. Мисс Протори всегда говорила, что нужно иметь что-нибудь на черный день, и я хранила монету на крайний случай. Если меня поймают в Кайлин за воровство, этот черный день действительно наступит. Я пальцами оторвала нитку, вынула монету и протянула ее Юлин. Она со страхом посмотрела на меня и спросила:
— Но ты вернешься, Люси?
— Обязательно вернусь. Но ты уже взрослая, и, если случится что-нибудь непредвиденное, ты справишься. Этих денег хватит, чтобы прокормить всех несколько дней, если будешь экономить. А потом…
Мой голос сорвался. Я не могла даже представить себе, что Юлин будет делать «потом». Она с надеждой смотрела на меня, и я сказала:
— А потом ты будешь делать то, что нужно сделать в первую очередь.
Не дожидаясь ответа, я открыла дверь и пошла по широкой тропинке, ведущей к воротам.
Река, текущая у подножия нашего холма, делала широкую петлю, в которой и стояла деревня Лин Кайфер. Она была слишком маленькой, чтобы иметь официального представителя власти. В Лин Кайфер не было даже мирового судьи — низшей государственной должности. Деревня находилась под управлением мандарина Кайлин, который вспоминал о ней только тогда, когда приходила пора посылать сборщиков налогов.
Дойдя до моста через реку, я оглянулась. Вон там, на вершине холма, стоит миссия, мой единственный дом. Это двухэтажное здание из серого кирпича с внутренним двориком, с двухъярусной крышей с загнутыми вверх краями и маленькой мраморной пагодой, оставшейся от храма. Пагода поднималась к небу в восточной части двора.
С одной стороны рос большой старый кедр, с другой — несколько олеандровых кустов и две сливы, на которые я смотрела из своего окна. Сливы были очень старые. Мисс Протори говорила, что их было больше, но никто не помнил, когда деревья плодоносили в последний раз. Клочок земли, который я называла «нашей фермой», был в дальнем конце миссии, и мне не было его видно.
Торопливо шагая по дороге, я старалась унять волнение, но — напрасно. Мне нельзя попадаться на воровстве. Нельзя! Правителем Кайлин был очень важный человек, мандарин третьего ранга, по имени Хуанг Кунг. Его имя наводило ужас на всех нарушителей закона. Всю жизнь я ходила через площадь перед «Дворцом правосудия», на которой наказания приводились в исполнение. Там, как на развлечение, собиралось множество людей, чтобы посмотреть на наказание плетьми или казнь. Однажды, случайно, я увидела палача — мрачную фигуру в черной кожаной куртке с большим кривым мечом. Мне было достаточно, смотреть я не осталась.
Я знала, что даже мандарин Хуанг Кунг не осудит меня на казнь за воровство, по крайней мере, в первый раз мне не отрубят голову. В наше время, на пороге двадцатого столетия, наказания были не такие суровые, как в прошлом. Тем не менее, если мне повезет, меня жестоко побьют. Но, скорее всего, мне отрубят руку, если мандарин, рассматривая мое дело, будет в плохом настроении, особенно, если увидит, что я — чужая, иностранка, дьявольское отродье. Хуанг Кунг был известен своей ненавистью к иноземцам, он всех их считал дикарями.
Чтобы не думать о том, что меня ждет, я принялась читать наизусть отрывки из сборника пьес, которые написал человек по имени Вильям Шекспир. Это была одна из самых любимых книг мисс Протори, которые я читала ей по утрам. Пьесы были довольно глупые: люди в них вели себя странно. Мне казалось, что они были не в себе. В лучшем случае — недалекие. Но слова были прекрасны! Даже если я их не совсем понимала, они звучали, как самая торжественная музыка.
Постепенно сосать под ложечкой перестало, и я смогла пожевать немного просяных зерен, которые прихватила в дорогу. За долиной, в которой лежала деревня, дорога начала петлять между каменными холмами и затем — через равнину, где дул сильный ветер. Я радовалась, что в это время, в начале года, людей на дороге было мало, и колеса повозок не разбили ее, не превратили в грязное месиво. Весной дорога бы отняла в два раза больше времени из-за грязи.
Глава 8