Ножка кубка ломается, впивается в руку. Кровь…
Адель вскакивает в ужасе.
Пока Роналд, шипя сквозь зубы, вытаскивает обломок, она успевает найти воды и небольшое полотенце.
— Тише… стой, я сейчас промою и завяжу, — говорит уверенно.
Все это получается само собой. Они в детстве куда только с братом не лазили, однажды он тоже пропорол руку сучком, но даже насквозь, они оторвали рукав от его рубашки, завязали… мама ругалась…
— Сейчас, сейчас…
Она заматывает и завязывает концы. Как брату. И как-то непроизвольно, бережно, гладит его руку.
— Ш-ш-ш…
Даже пытается подуть, хоть и понимает, как это глупо. Просто хочется помочь…
Он смотрит на нее…
— Больно, да? — спрашивает она.
Он мотает головой.
— Ничего страшного… я же дракон…
Слегка ошарашен такой заботой.
И она тоже смущается.
— Я испугалась… — говорит тихо. — Я немного боюсь крови. Начинаю паниковать.
— Да все хорошо, — говорит он. — Мне даже понравилось. Совсем как моя нянька в детстве. Я даже готов что-нибудь воткнуть во вторую руку, если ты еще раз погладишь и подуешь.
Он смеется, конечно.
— Не надо, — шепотом говорит Адель. И осторожно гладит его по плечу.
Он обнимает ее здоровой рукой, прижимает к себе.
И она в ответ прижимается щекой к его груди. Крепко. Зажмурив глаза. По всему телу проходит дрожь.
Назад пути нет.
Слезы подступают к глазам.
Если она расплачется сейчас — он разозлится. Она поклялась его любить. Он почти ее муж. Она поклялась… Так не честно.
— Я просто волнуюсь, — Адель говорит это, очень надеясь, что ей можно поверить. Что даже она сама себе может поверить. — Я никогда не была с мужчиной, и мне немного страшно. Я даже не целовалась ни с кем до тебя. Первый раз… Давай не будем тянуть? Мы сделаем это, и я не буду бояться. Я не буду больше бояться, обещаю. Я боюсь, потому, что не знаю как…
Если бы все было так просто…
Главное — не думать ни о чем, представить, что это правда. Что дело только в этом.
Расслабиться. Поддаться невероятной силе его ауры. Есть только здесь и сейчас. Как в первый раз, там в саду на пикнике, когда эйфория захлестывает все и мир вокруг перестает существовать.
— Хорошо, — соглашается он. — Не будем тянуть.
И наклоняется, целует в шею. Нежно-нежно.
Его пальцы уже начинают расстегивать платье на ней.
И все же, Адель успевает пожалеть, что выбрала это платье. Потому, что терпения Рона едва хватает на половину тугой шнуровки. Потом он начинает злиться и дергать, ругаясь сквозь зубы сначала совсем беззвучно, потом шепотом, а потом и вовсе в голос, проклиная ее. Адель кажется, сейчас он сорвется, и будет хуже. Он и так едва держится. Она пытается помочь. Отвлечь. Снять его камзол… он сам сбрасывает на пол. Его рубашку… снять не выходит, только немного приподнять, дотронуться… у него мягкая теплая кожа и стальные мышцы под ней. Его дыхание она чувствует пальцами.
— Осторожно… — пытается она. — Поцелуй меня.
Он целует. Жадно впиваясь в нее губами.
«Теперь ты моя» — это так и встает перед глазами, Адель вздрагивает.
И платье трещит. Ему надоело возиться, и резким рывком он просто рвет пополам. Почти без усилий. Срывает с нее все. Она стоит обнаженная перед ним.
В первое мгновение хочется сжаться и закрыться руками, хоть как-то. Защититься.
Но он уже поднимает ее и несет в постель.
В его глазах — безумный дикий огонь.
Сейчас?
Вот сейчас?
Адель понимает, что совсем не готова, не может… нет, только не так! Слезы…
— Нет!
Пытается оттолкнуть, зажмурившись… вырваться. Но физически он сильнее ее. Ударить магией? Но это не честно… Она обещала сама.
Она сама ведь влезла в это. Сама виновата…
Поздно.
Она даже готова умереть, лишь бы ничего не было.
Нет…
Но тут, срываясь с петель, с грохотом вылетает дубовая дверь.
20. Гром и молнии
— Вон отсюда!
Голос — словно раскат грома.
На мгновение Адель кажется — боги спустились с небес.
Рона от неожиданности подбрасывает на месте. Судя по его лицу — ему кажется то же самое.
Но он первый приходит в себя. Грязно ругается.
— Убирайся! — приказывает Йоан.
Он стоит в проеме двери, и сейчас кажется таким огромным, жутким, словно демон, явившийся из Бездны забрать их души. За его спиной клубится черная туча, потрескивая молниями. И свет… смотреть на него больно, слепит глаза.
— Ты совсем сдурел? — Рон стоит напряженно, чуть согнувшись, готовый то ли бежать, то ли броситься в бой. — Что ты себе позволяешь?