Он вдруг так ухмыляется, глядя на нее, чуть склонив голову на бок.
— Интересно, — весело говорит он, — а ты снова девственница?
И хочется его убить за это.
Но он просто откровенно ржет.
— Ах, ты! — ей и самой смешно.
— Да, — говорит он. — Со мной очень непросто. Возможно, ты еще пожалеешь, и захочешь вернуть меня богам назад.
— Никогда, — тихо говорит она.
Его пальцы уже начинают расстегивать ее платье.
Все было так же, и совсем не так.
Спокойнее, увереннее… можно было сбросить одежду и валяться на кровати, лаская, целуя, разговаривая. Можно отдаться этому счастью полностью, хотя бы сегодня, не думая ни о чем. Тепло и удобно. Расслабиться. «Немного магии? — предложил Йоан. — Ничего ментального, чисто физически, хочу быть уверенным, что уж точно не сделаю тебе больно. А крови потом, если понадобится, мы на простыни нальем и так». Его ладонь мягко гладила ее живот, тепло и легкое покалывание… немного щекотно. «Ух ты, Йоан! — это было немного смешно, но удивить Адель теперь сложно. — А обратно ты можешь? Восстановить девственность наложением рук?» «Обратно сложнее…»
Нет, он был невероятно нежен с ней. И, в то же время, больше не боясь ее напугать, сделать что-то не так, давая волю всей своей страсти… Никакой магии, Адель могла точно сказать, совсем никакой больше. Но мир плыл перед глазами, взрывался, переставал существовать. Только они вдвоем, словно одно.
— И что теперь с нами будет? — тихо спрашивала Адель, отдыхая, лежа на нем, упираясь подбородком в его грудь, гладя ладонью его плечи, влажные от пота. Спрашивала, даже не потому, что хотела знать прямо сейчас, а просто… Хотелось услышать, что все будет хорошо. Теперь уж точно.
— Все будет хорошо, — уверенно подтверждал он. Разве можно ему не верить?
Он обнимал ее, целуя… его горячие пальцы на его коже… «Ты не устала? Нет?» И она обхватывала его ногами, притягивая к себе и в себя, и все будущее исчезало, оставалось только здесь и сейчас.
А когда, ближе к вечеру, им принесли обед, Адель поняла, что даже встать сейчас не просто, подгибаются ноги.
— Сиди, я сейчас все принесу в кровать.
Он пододвинул столик, притащил всю еду, поставил подушки, чтобы было удобней сидеть…
Рябчики с яблоками — просто удивительно! Волшебство.
Адель смотрела как он ест, как солнечные блики играют в его волосах, делая из светло-русых почти рыжими, какие у него длинные ресницы…
— А если бы я поцеловала тебя перед поединком, еще в тот первый раз? — спросила она.
Он повернулся к ней, долго смотрел, словно совсем не желая сейчас говорить о таких вещах. Но первая безумная волна уже сошла, и теперь ей было важно знать.
— Я бы сразу мог победить всухую, никто бы не пострадал. Это было частью договора. Условие. Я понимал, что ты не поцелуешь, не решишься. Знал заранее. Но явно попросить тебя, объяснять — не имел права. Возможно, и к лучшему, что все так. Если бы я тихо победил, а потом тихо уехал, то ты бы ничего не вспомнила, по крайней мере, сразу. На тебя бы это не подействовало так. Ты бы не стала. Вышла бы замуж за Рона, а потом… Потом, скорее всего, уже ничего бы не вышло.
— Ты знал, что я вспомню?
Он покачал головой.
— Нет. Я не видел дальше поединка. Я и сейчас ничего не вижу в будущем, словно что-то мешает. Тогда я был уверен, что — все. На этом и закончится…
— Страшно было?
Он вздохнул. Словно, зачем ей это?
— Дел… страшно, конечно. Я тоже живой человек, а не каменная глыба. Но страшнее всего даже не потеря руки или зрения. Страшнее всего — ощущение собственной беспомощности. Когда ты даже одеться сам не в состоянии, и… Но ведь сейчас все это уже не важно?
— Не важно, — согласилась она. Все позади. — Меня теперь будут судить, да?
Йоан нахмурился, подобрался даже.
— Ты не бойся, — твердо сказал он. — Как твой муж, я имею право все взять на себя, стать твоим щитом. Боги уже оправдали тебя, значит, наказание не будет суровым. Но просто так, отпустить и не сделать ничего, они тоже не позволят. Не боги, люди. Броди будут требовать максимально строгого наказания. Твой дядя — наверняка. Особенно, если отвечать за тебя буду я. Но большая часть Совета на нашей стороне. Думаю, изгнание… на год, самое большее пять. Вряд ли что-то серьезнее. Твоего деда приговорили к изгнанию на двадцать лет за проклятье. Не бойся. Потом ты сможешь приехать ко мне… возможно, сразу нас вдвоем не отпустят, но потом все равно не смогут помешать. Возможно, там нам будет даже лучше, — он улыбнулся. — В Мидасе, например, дом у моря, крупная галька и сосны… Или куда-то еще, куда захочешь. Даже если пять лет — они пролетят быстро.