Поппи улыбнулась.
— Какая же ты умная, Элиза! Ну конечно же! Алусианский премьер-министр может быть в чем-то замешан, но при этом постарается намекнуть, что вся ответственность лежит на фельдмаршале или ком-то еще, а потом ждать, что все свалят вину на фельдмаршала.
— Премьер-министра нет в Англии, — ответил Себастьян, пытаясь ухватить ниточку их рассуждений.
— Или кто-то ему подобный, — добавила мисс Триклбэнк, не обращая внимания на Себастьяна и продолжая рассуждать с Поппи. — Я прочла достаточно папиных бумаг и уже стала в своем роде экспертом в запутанных уголовных делах. — Она постучала пальцем по лбу.
— Не знаю, что бы судья без тебя делал, — согласилась Поппи.
Казалось, что Себастьяна вообще в комнате не было. Впервые за тридцать два года его не замечали и не прислушивались к его мнению.
— Мисс Триклбэнк! — громко окликнул он.
Дамы перестали болтать и посмотрели на него.
Он взглянул на служанку, потом перевел взгляд на мисс Триклбэнк.
— Я могу поговорить с вами наедине? Прошу вас…
Дамы посмотрели на него так, как будто он попросил их задрать платья. Поппи зарделась.
— Что ж… — Она робко отставила чашку в сторону. — Я понимаю, что мне лучше уйти…
— О, дорогая, ты ничуть не мешаешь! — воскликнула мисс Триклбэнк.
— Все в порядке! — легкомысленно отмахнулась Поппи, но обиженный взгляд, который она бросила на Себастьяна перед тем, как уйти, свидетельствовал об обратном.
Мисс Триклбэнк смотрела вслед удаляющейся из гостиной служанке, потом сурово взглянула на Себастьяна, и ее красивые глаза сузились от раздражения.
— Ну и натворили вы дел!
— Я натворил дел?
— Ну не я же ранила ее чувства.
Если честно, он не знал, плакать ему или смеяться от досады.
— Не знаю, как у вас принято в Алусии, но Поппи — это часть нашей семьи, и мы к ней так и относимся.
— Что у вас за семья? — пробормотал себе под нос Себастьян. Он оглянулся на часы и самодовольного кота, на стопку книг, клубки пряжи. — Поверьте мне на слово, я не понимаю. Неужели у вас нет почтения к тому факту, что я наследный принц соседнего государства? Ни капли?
Мисс Триклбэнк взглянула на дверь, за которой скрылась Поппи.
— По всей видимости, нет.
Подобное откровенное пренебрежение лишило его дара речи. Даже в самых смелых своих мечтах он не мог представить подобную ситуацию, в которой сейчас оказался. Она упрямо отказывала ему в той дани уважения, которого он заслуживал. И принцу приходилось с этим мириться, ведь это никого не волновало. Да и к предмету разговора не имело никакого отношения. Ему необходимо узнать, кто передал злосчастную записку, и если единственный способ узнать это — перестать вести себя в этой гостиной, как подобает наследному принцу, то так тому и быть.
Он попробовал еще раз.
— Мисс Триклбэнк, молю вас, покажите мне ту записку, которую вам принесли.
— Я бы с превеликим желанием…
— Благодарю вас.
— Если бы она у меня была. Но у меня ее нет. Папа велел отдать ее властям. Я так и поступила. — Она поставила чашку и подошла к каминной полке со стоящими на ней часами.
— Вы говорите, что у вас нет этой записки?
— К превеликому сожалению, нет. Не смотрите на меня с таким укором. Я же совершенно не ожидала, что в дверь моего дома постучится принц. — Мисс Триклбэнк засмеялась. — Этого я уж точно не ожидала. — Она подтянула маленький стульчик от стены, встала на него, чтобы рассмотреть лунный календарь на циферблате. — По-моему, они идут неправильно. Сегодня же у нас не полнолуние, верно?
У Себастьяна голова пошла кругом.
— Но в газете…
— О, я отдала записку мистеру Фринку уже после того, как поделилась ее содержанием с… тем, кто издает эту газету. — Она подвела лунные часы и спрыгнула со стула. — Уверены, что не хотите чаю? — улыбнулась она.
— Кто такой мистер Фринк?
— Секретарь моего отца. Он помогает ему с рутинной работой в суде. Вы же понимаете, что мне туда нельзя. Боже упаси, чтобы какая-то женщина давала советы судье Королевской скамьи! — Она скрестила руки на груди и на мгновение показалась отстраненной — ее явно угнетала подобная ситуация.
— И где же мне отыскать этого мистера Фринка?
— Отыскать его? А зачем… О бог мой, у него тоже нет этой записки. Он передал ее лондонской городской полиции.
У Себастьяна едва голова не лопнула. Он взъерошил волосы — нервная привычка, от которой няня отучила его пару десятков лет назад.
— А кому именно в лондонской городской полиции?
— Я не знаю точно. Я лишь могу предположить, а вас-то должны были уведомить.
Себастьян сжал зубы. Ситуация начинала напоминать ему цирк.
— Мне никто об этом не говорил.
— Серьезно? — Мисс Триклбэнк нахмурилась, как будто над чем-то усиленно размышляла. — Должно быть, вы места себе не находите. Сэр, у меня нет этой записки в наличии, но я подробнейшим образом могу рассказать вам, что в ней было написано. Записка была короткой и гласила: «Ваша честь, человек, несущий ответственность за трагедию в Кенсингтоне, из их окружения. Присмотритесь к фельдмаршалу». И как я уже говорила, послание было не подписано.
— А какой был почерк?
— Почерк? Красивый. У этого человека явный талант к каллиграфии, я бы сказала. Толстые линии пером, которым я так и не научилась. И рука уверенная. Предположительно, женская. Но, с другой стороны, мог написать и мужчина.
Себастьян потер переносицу, пытаясь унять дикую головную боль, которая уже начинала давить на глаза. Он получил лучшее образование, о котором только можно было бы мечтать, и тем не менее не мог найти выход из этой трясины.
— Я намерена продолжать расследование дальше.
О чем она сейчас говорит?
— Расследование убийства, — уточнила она. Но произнесла она это так спокойно, как будто сначала собиралась расследовать убийство, а потом пойти постирать.
— Вы?
— Да, я. А почему нет? Меня оно заинтересовало, а отец говорит, что я бываю очень сообразительной в подобных вещах. Хотя никто не отдает мне должного и не ценит.
Этот день, похоже, готов был стать самым абсурдным днем его жизни. Как будто он вышел в каком-то порту и оказался в совершенно ином мире. Все здесь было перевернуто с ног на голову. Он в очередной раз попытался заметить в ее поведении хоть каплю фальши, но увидел только уверенность и любопытство.
— Не будьте смешны, мисс Триклбэнк. Вы же не можете самостоятельно проводить расследование.
Она зажмурила свои прекрасные серые очи и расправила плечи, как будто собиралась ударить его.
— Похоже, вы, ваше высочество, отлично разбираетесь в том, что я могу, а чего не могу делать. Я уж точно могу провести расследование. Вы же знаете, что я видела его на балу. И не один раз.
— Кого видели?
— Вашего… — Она откашлялась. Элиза сделала вращательное движение, как будто пыталась исторгнуть это слово из своего тела. — Усопшего.
— Что вы имеете в виду, говоря, что вы его «видели»?
— Только то, что сказала. Первый раз я увидела его, стоя среди тех, кто ожидал официального представления. Ну, когда вы наступили мне на ногу.
Он открыл было рот, чтобы возразить, но она тут же добавила:
— Случайно. Но я также видела его, по крайней мере, дважды, когда он беседовал с банкиром.
Банкиром? Зачем Матусу общаться с банкиром? С каким банкиром?
— С кем? Откуда вам известно, что он банкир? Откуда вам вообще известно, кто он? Все же были в масках!
— Да, в масках, но у господина Джона Хита очень выдающаяся фигура.
Она безумна! Вот что здесь происходит! Эта женщина, какой бы красивой она ни была, безумна, и это все плод ее воображения.
— В тот вечер на балу было несколько дородных господ.
— Я имела в виду, что господин Хит — корпулентный мужчина.
Эта беседа уже переставала быть полезной. Себастьян пристально изучал хозяйку. Да, он не ошибся: она действительно немного не в себе. Наверное, самое лучшее, что он сейчас может сделать, — это спешно удалиться, чтобы обсудить ситуацию с Леопольдом. По крайней мере, теперь у него было имя человека, с которым Матус беседовал вечером на балу не один раз. А это уже зацепка.