Собравшиеся за чаем гости имели приятную возможность познакомиться с новейшей модой — широкими, подобными колоколу, рукавами, кои безукоризненно продемонстрировала дочь одного знаменитого юриста. Возьмем на себя смелость предсказать, что такого рода рукава предстоящей весной сделаются исключительно популярными в обществе.
Достопочтенные дамы! Новейшее мнение специалистов о том, как знакомить с окружающим миром ваших малюток, заключается в том, что яркие цвета и предметы следует показывать им постепенно, с должной мерой, дабы не перегрузить впечатлениями мозг, едва начавший развиваться.
Утром того дня, когда они были приглашены на чай, Элиза с Холлис отправились в Холбрен-Хилл: Холлис — купить гуся, а Элиза — табак для отцовской трубки.
Холлис задумала устроить ужин.
— Я еще не приглашала гостей с тех пор, как упокоился Персиваль. Но минуло уже два года! Я решилась снять с себя вдовий траур и вновь наслаждаться обществом.
— Ты сняла траур несколько месяцев назад, — напомнила ей Элиза.
— Да, я не ношу больше траурных одежд, моя дорогая сестра, но только сейчас я сняла траур со своего сердца. Быть может, мне стоит пригласить коронованного принца Алусии теперь, когда вы так близко знакомы?
Элиза криво улыбнулась сестре.
— Ты имеешь в виду принца, который бродит по городу, переодевшись извозчиком?
Они разглядывали гусей и другую домашнюю птицу, которую мясник развесил в три ряда снаружи своей лавки. Разумеется, Элиза рассказала Холлис и Каролине все, что произошло во время второго визита принца на Бедфорд-сквер, и они смаковали рассказ во всех подробностях.
— Не могу поверить, что ему позволено так поступать! — воскликнула Холлис. — Ты можешь представить, чтобы королева бродила по городу, одетая, как одна из нас… Простите! Прошу прощения! — окликнула она лавочника. — Я бы хотела вот этого гуся, — она указала на очень жирную птицу, которая висела в первом ряду почти под крышей лавки.
Лавочник в кожаном фартуке, без сюртука, посмотрел на гуся, которого она выбрала.
— На двенадцать гостей должно хватить, верно? — поинтересовалась Холлис.
— Верно, даже на пятнадцать, если ваша кухарка знает, как разделывать птицу.
— В таком случае я бы взяла этого.
Лавочник поднял голову.
— А не хотите взять гуся из этого ряда? — спросил он, указывая на птиц, висящих ниже. — Любой из этих гусей подойдет на ужин для двенадцати особ.
— Нет-нет. Я бы хотела вон того, — возразила Холлис, указывая на гуся наверху.
— Мне придется позвать паренька.
— Я подожду! — весело ответила Холлис.
Лавочник нахмурился.
— Если вы не хотите его продавать, тогда зачем вывешивать?
Лавочник выругался себе под нос и свистнул. Откуда-то возник мальчишка. Лавочник велел ему принести лестницу.
Пока они ждали, Холлис повернулась к сестре и взяла ее за руки.
— Знаешь, о чем я не могу перестать думать? О том, что из всех жителей Лондона, из всех достойных дам с титулами и приданым именно ты дважды принимала у себя принца. Как полагаешь, ты ему понравилась?
Элиза рассмеялась. Она заметила, что Донован, слуга Холлис, подмигнул ей, а затем уставился на парнишку с лестницей.
— Холлис, он с трудом меня выносит. Он считает, что я пренебрегаю его титулом и что он во всем разбирается куда лучше меня.
— Ты права и в первом, и во втором случае. И тем не менее ты знаешь его лучше, чем кто бы то ни было.
— Я его совершенно не знаю. Только то, что по природе он очень вспыльчив.
— Он красавец, — заметила Холлис.
— Донован тоже красив.
Холлис зарделась. Все и так постоянно намекали Холлис на то, что Донован просто красавчик. Он был высок и крепко сложен, с прекрасными карими глазами и густыми темными волосами. Сама Элиза больше всего ценила в этом человеке его неизменную преданность Холлис. Она не могла представить, как Холлис пережила бы эти дни и недели после смерти Персиваля, если бы не Донован. Иногда Элиза и Каролина, посмеиваясь, говорили, что Холлис и Донована могли бы связывать тайные интимные отношения. В конце концов, она вдова и никто ни о чем не узнает.
Но Элиза очень хорошо знала свою сестру. Уж держать свечку для Персиваля никто бы не стал. И если бы Холлис хотя бы подумала о том, чтобы поцеловать Донована, она бы обо всем рассказала Элизе, но сестра никогда и словом не обмолвилась, что этот мужчина ей нравится.
— А что Поппи думает о принце? — поинтересовалась Холлис, возвращая Элизу к реальности.
— Поппи его на дух не переносит, — призналась Элиза. — Она осталась на чай, когда пришел принц, но он попросил ее уйти. Она была крайне обижена.
— Знаешь, — пожала плечами Холлис, — нигде, кроме дома Триклбэнков, слуги не остаются на чай, Элиза.
— Неправда! Ты пьешь чай с Донованом. И тебе прекрасно известно, что Поппи для нас больше чем служанка.
— Я-то знаю, но, наверное, не следует просить ее принести чай, когда у вас гости. Получается, что ты обращаешься к ней как к служанке, а будущий король ни за что не станет пить чай в гостиной со служанкой. Для него подобное совершенно неприемлемо.
— Беднягу заставили пить чай с девушкой, которая вовсе не является служанкой. Ладно, забудем о Поппи, — сказала Элиза. — Он был груб. — А еще он был довольно раним, чем немало удивил ее. Когда он говорил о смерти своего секретаря, то выглядел по-настоящему расстроенным. Ей захотелось обнять его и крепко прижать к себе.
Мальчишка взобрался на последнюю ступень лестницы и потянулся вправо, чтобы снять того гуся, на которого указала Холлис. Лестница начала крениться. Собравшиеся внизу зеваки тревожно вскрикнули.
— Я, например, не стала бы порицать его за дурное расположение духа, — сказала Холлис, наблюдая за мальчишкой. — Человека убили. Не исключено, что убить хотели именно его.
Толпа еще раз вскрикнула — лестница с мальчишкой начала еще больше клониться вправо. Лавочник заметил это и придержал лестницу, не дав мальчишке свалиться на землю вместе с гусем.
— Ты о чем? — уточнила Элиза.
— Я навела кое-какие справки об Алусии. Поговаривают, что дядя принца претендует на трон, который силой отобрал у него отец его высочества.
— Неужели? — удивилась Элиза. — А я думала, что отец принца и есть истинный король и это дядя хочет отобрать у него трон.
Холлис пожала плечами.
— Я не вникала в это дело, поэтому не знаю всех подробностей, но, по всей видимости, в Алусии творится что-то неладное. И все об этом знают. Быть может, именно с ним и не ладно.
— Прошу вас, мадам, с вас один фунт и один шиллинг, — сказал лавочник, протягивая Холлис гуся. Донован молча шагнул вперед и взял гуся.
— Один фунт и один шиллинг? Это возмутительно! — воскликнула Холлис. — Я дам вам за него один фунт.
— Птица весит полтора стоуна[8], — заявил лавочник. — С вас один фунт и один шиллинг.
— Если бы птица весила полтора стоуна, мальчишка не смог бы ее снять. Один фунт, сэр, или пусть мальчишка вешает птицу назад.
Лавочник заворчал, но в то же время выхватил протянутые деньги.
Холлис мило улыбнулась.
— Благодарю вас.
Лавочник отвернулся и сунул деньги себе в фартук.
— Следующий!
Закончив покупки в одном месте, девушки отправились по улице в табачный магазин. Донован с гусем держался в метре позади от них.
— Я не смогу прийти на чай и познакомиться с мисс Хит, — напомнила ей Холлис. Каролина ее тоже пригласила, но у Холлис оказались другие планы. — Я хочу знать все. Я слышала, что она довольно стеснительна и что из нее слова не вытянешь.
— О боже! Надеюсь, что это не так.