Себастьян смотрел на нее с явной растерянностью.
— Так ты хотела со мной проститься?
Это все, что он расслышал из ее сбивчивой речи?
— Проститься и еще сказать то, другое. Особенно другое — совершенно искренне.
— О том, что ты меня любишь? — У него от удивления взлетели вверх брови.
— Да, именно об этом! Да ну, ничего у меня не получилось. Собиралась-то я сказать это более торжественно и в более подходящем случаю месте. — Она обвела взглядом площадь с маленьким сквериком посередине. — Но сейчас я тебя не ждала. — У Элизы вырвался истерический смешок. — Все эти бесконечно долгие дни я думала, что ты уедешь, так и не повидав меня. И в душе была такая пустота. Мне ни до чего не было дела, и я даже не заметила твою записку. Ничего не знала о том, что ее доставили к нам, — я совсем расклеилась. Только вот сегодня вечером прочитала. А когда прочитала, эта записка меня очень растрогала, но я не совсем поняла, что ты хотел сказать. Что, Себастьян? То, что я должна хранить тебе верность? Или что ты будешь верен мне? Или же просто сентиментальный способ сказать «прощай и не грусти»? Я не уверена, что правильно тебя поняла, а подумать мне просто не хватило времени, правда. Не успела даже подготовиться к нашей встрече. — Она беспомощно указала на растрепанные волосы.
— Ты выглядишь очень красивой.
— Я выгляжу так, словно все эти дни чистила камины!
Принц вдруг прыснул — невольно, будто старательно пытался сдержать смех. Но раз уж сдержаться не получилось, он расхохотался от души, согнувшись пополам от хохота. Кое-кто из его сопровождающих обошел карету, чтобы удостовериться, не случилось ли с принцем чего худого.
— Чему ты так бурно радуешься? — возмутилась Элиза. — Если бы это зависело от меня, я бы провела нашу прощальную встречу совсем по-другому, но вышло все вот так, и я сделала то, что сумела!
— Элиза, любимая, — проговорил он наконец, вытирая платком выступившие от смеха слезы. — Ты и представить себе не можешь, как мучила меня все эти долгие дни.
— Как я мучила тебя? — Элиза начала приходить в себя. — Это же ты обещал мне, что придешь.
— Да, помню, — сказал принц, отдышавшись. — После нашей встречи на Бонд-стрит развернулись такие события, что мне было никак не вырваться.
— Так я и поняла. — Элиза взяла его за руку и переплела их пальцы. — Значит, вот и конец всему? — проговорила она с невыразимой печалью.
— Я на это горячо надеюсь, — согласился принц.
— Что? — Элиза почувствовала болезненный укол в сердце. — То есть… ты надеешься на то, что все закончится?
— Элиза. — Он обнял ее за шею. — Неужто ты и впрямь думала, что я смогу уехать из Англии без тебя?
— То есть?
— В эту самую минуту в вашем доме находятся люди, которые пришли сообщить твоему отцу, что его возведут в баронское достоинство. Ты, следовательно, получишь право именоваться леди.
— Но я не хочу быть леди… — Элиза не поняла смысла того, что сказал ей Себастьян.
— А принцессой ты хочешь стать? А когда-нибудь и королевой? Нет-нет, не отвечай, сначала выслушай меня, пожалуйста.
Элиза все равно не смогла бы ответить, если бы даже очень захотела, настолько поразило ее сказанное Себастьяном.
— Я сегодня приехал сюда специально ради того, чтобы просить тебя оказать мне честь и согласиться стать моей супругой. Но я не могу просить тебя об этом, не объяснив с самого начала, что это все будет совсем не просто.
— Что? — У Элизы было такое ощущение, как будто она спит и видит сон. Так должно было быть, потому что сказанное Себастьяном звучало невероятно. Он что, с ума сошел? Или был безумен с самого начала, когда они познакомились? Она связалась с ненормальным?
— Прежде всего я должен предупредить, что ты все время будешь на виду. К каждому твоему шагу станут внимательно присматриваться, а заодно и вслушиваться в каждое произнесенное тобой слово. Каждый твой жест будут обсуждать и в газетах, и в светских салонах. Легкой жизни я тебе не обещаю.
— Какой жизни? Мне кажется… то есть кое-какие твои слова…
— Будут, разумеется, и привилегии, и диадемы, и кринолины из конского волоса, если душа твоя пожелает. И клянусь тебе сразу же — я буду защищать тебя всеми средствами, какие только имеются в моем распоряжении. Но ограничиться этим не совсем честно. Прежде чем ты дашь мне ответ, я хочу, чтобы ты знала всю правду. А именно — я привык вести очень тихую жизнь, среди книг и лошадей. Это не слишком захватывающий образ жизни. — Говорил он почти извиняющимся тоном, а главное — очень искренне. — Мне нужно, чтобы ты все это поняла, и только после этого могу сказать о том, что я влюблен в тебя по уши, Элиза. До смерти влюблен. Наши законы запрещают мне жениться на простолюдинке, но дочь барона взять в жены я могу. Так что я… включил это условие в окончательную часть нашего торгового соглашения с Англией.
Элиза стояла как громом пораженная. Она так до конца и не могла убедить себя в том, что дело происходит наяву.
— Ты… что сделал?
— Я выдвинул самое простое условие: ты должна стать моей. Мы договорились передать спорный вопрос на рассмотрение твоего отца…
Элиза вдруг спохватилась, вспомнив, что рассказывал отец, когда она слушала его вполуха.
— Введена ли пошлина в целях искусственного увеличения доходной части бюджета или ради введения фактического запрета на торговлю определенным товаром! — воскликнула она, начиная соображать. — И в данном случае ответ мог быть только один!
— Йе. Ответ очевиден. Мы вынесли этот пункт на решение судьи, чтобы убрать все препоны к подписанию соглашения. В знак признания судье за оказанные государству услуги он подлежит возведению в баронское достоинство, а мы со своей стороны предложили кое-что в ответ на это, и… не важно, как в итоге это получилось. Важно, что сейчас в гостиной твоего отца сидят господа, которые объясняют ему, что указом ее величества королевы ему дарован титул барона, а я люблю тебя, Элиза. Я тебя очень люблю. И без твоего согласия на мое предложение я этот остров не покину.
И вправду сон. Вещий и вполне реальный сон, так что Элизе очень не хотелось просыпаться, никогда-никогда. Никак не верилось, что этакое счастье выпало ей, старой деве с Бедфорд-сквер. Дочери судьи Королевской скамьи, девушке, давно ставшей объектом стольких пересудов. Она всего-то и хотела, что повстречать принца, — просто чтобы об этом можно было рассказывать, дабы немного украсить ее серое, безрадостное существование. И вот принц стоит перед нею, просит стать его женой и говорит о том, как страстно любит ее.
— Боже правый! — Она приложила ладони к горящим щекам. — Я что, сплю?
— Нет, разве что мне снится тот же самый сон, что и тебе.
— Да я ведь даже не представляю, что нужно делать принцессе!
— Ты — принцесса, Элиза, — сказал Себастьян и привлек ее к себе. — Я тебя всему научу. И еще есть десятки людей, которые помогут тебе научиться. Поэтому сейчас я прошу лишь об одном — освободить меня от терзающего страха и дать ответ: станешь ли ты моей женой?
— Себастьян! Ты положительно безумен! Конечно же, я выйду за тебя замуж! Мне все равно, кто что об этом скажет, важно, что скажешь ты. Ой, господи боже! Да, Себастьян. Тысячу раз — да.
Глава 28
Вся Англия мечтает хотя бы краем глаза увидеть, какой наряд наденет леди Элиза Триклбэнк по случаю своей свадьбы. Искуснейшая лондонская портниха предсказывает, что платье будет белым, щедро украшенным алусианскими кружевами.