— Приходилось, но в разумных пределах.
— Так ведь и бизнес у тебя, как ты говоришь, «в разумных пределах». А каково, например, нашей фирме, имеющей «дочек» по всей России?
— Ну, допустим, ты прав, о подводных камнях распространяться мы не вправе по моральным понятиям, но в идеале-то, как должен по идее произрастать бизнес, можно рассказать?
— Думаю, что это будет скука смертная, а не «яркий пример». И потом, ты уверена, что наши продвинутые дети не зададут нам каверзных вопросов, к примеру сколько мы заплатили, чтобы войти в рынок и стать его полноправными членами?
— А ты боишься таких вопросов?
— Я ничего не боюсь. Но растлевать молодую поросль «советами» бывалого дельца тоже не собираюсь. А переливать из пустого в порожнее про «основы бизнеса» мне совсем не в кайф. Прости, но с этим справится любой преподаватель по экономике.
— Какой ты, оказывается, принципиальный, — улыбнулась Лариса, в душе слегка уязвленная его отповедью.
— Вот ты и обиделась. Давай лучше выпьем за… Черт, за что же нам выпить? За процветание твоей школы?
— Издеваешься?
— Ничуть. Пусть детишки учатся всяческим основам, не подозревая до поры до времени о всех мерзостях взрослой жизни. Ничего, придет и их очередь, еще успеют накувыркаться в своем бизнесе. Ты знаешь, Лара, чем дальше в лес, тем больше убеждаюсь в правоте одного постулата — каждый учится только на своих ошибках. Согласна?
— Вообще-то, да.
— Ну что ты надулась как мышонок на крупу? Да приду я в твою школу! Прямо на той неделе и приду. По каким дням у вас занятия?
— Понедельник, среда, пятница.
— Так. В понедельник у меня совещание с подчиненными. Штат наконец набрали. Теперь пойдут притирка, состыковка и отладка функций, взаимосвязей и тому подобное. Чувствую, что нахлебаюсь с ними по самое не могу. А что у нас в среду? — Антон задумался, наморщив лоб. — Обычная рутина, ничего экстренного. С утра до обеда в офисе, потом с бухгалтером съездим в банк… Короче, часам к четырем я свободен.
— Вот и замечательно, — обрадовалась Лариса. — В пять часов добро пожаловать к нам. Будем с нетерпением ждать.
Он лукаво улыбнулся, понимая, что «с нетерпением» будет ждать один человек — она сама. Лариса смутилась, подняла бокал и осушила его залпом.
— По-моему, тебе надо остановиться. Алкоголь вреден для женского организма. Что бы там ни писали в рекламных статьях, — мягко предупредил он.
— Ой, я, кажется, пьяная, — пробормотала Лариса и беспомощно уставилась на Антона.
— А я что говорю! А ну-ка, закусывай зеленью и мясом. Живей!
Она, как детсадовский малыш под присмотром воспитателя, послушно ела, а он заботливо ухаживал за ней, уговаривая и хваля за усердие.
Лариса проснулась от невнятного шума за окном. Это на карниз прилетели синицы. Они клевали хлебные крошки, дружно стуча клювами и звонко попискивая. От их возни она и проснулась.
Антон уже уехал. В восемь утра она проводила его, а сама снова завалилась в кровать и, уставшая от бессонной ночи, крепко уснула.
Эта ночь была другой, не похожей на первую. Без лихорадочного нетерпения, бестолковых признаний и воспоминаний юности, без всего суетного и ненужного, что уводит от истинного сексуального наслаждения. Но без сердечного томления плотские утехи пусты и безвкусны, как переросший плод. Впервые в жизни Лариса испытала полную гармонию любви. Тело и душа, соединившись в одно целое, в сплав возвышенных чувств, желаний разума и плоти одновременно, достигли вершины блаженства. И не было скрытых упреков, недомолвок, разочарования. Она отдалась любви всем существом, каждой клеткой своего молодого сильного тела.
В этот раз Антон продемонстрировал настоящее искусство любовной игры. И ей не показалось это пошлым или надуманным. Его чуткий ум не позволил телу ни одной оплошности. Так опытный канатоходец, умело балансируя, не допускает срывов и падения.
Лариса сладко потянулась, выгнув упругое тело, повернулась на бок, дотронулась пальцами до вмятины на соседней подушке, хранившей след его головы и пряный аромат его парфюма. Неужели она счастлива? Да-да, она, Лариса Хомутова, вечная школьница, убегающая от своей любви. Кончилось детство. Любовь настигла ее, взяла в плен, унесла в волшебный мир звезд, в млечный поток небесных светил. Она ощущала себя равной этим светилам, ибо теперь была готова дарить свет и тепло всем страждущим на земле — такой щедрой сделала ее любовь.
Дарить тепло всем страждущим? Красивая фигура речи, ничего не скажешь. А как же быть с суровой реальностью?