От вульгарной проститутки до богатой и разбитной вдовушки, от законодательницы мод и светской дамы до беглой преступницы… Воспоминания о Мадонне, ее броской и зловещей красоте не вытравить из памяти, как не удалить с кожи застарелый шрам.
Ну, а с Сиэр судьба свела меня еще раньше, чем с Мадонной. Впервые мы встретились десять лет назад. В то время она была бледным, тщедушным подростком мужского пола с кучей комплексов из-за невзрачной внешности, неистребимых угрей и постоянной эрекции. Сексуальная озабоченность и переживания привели (тогда еще — его) на грань нервного срыва.
Но когда я случайно столкнулась с ней три года спустя, она преобразилась до неузнаваемости, словно родившись заново. Бабочка выбралась из душного кокона и выпорхнула на волю. От подростковых прыщей на лице и мужского полового члена между ног не осталось и следа. Вместо этого — грудь безупречной формы, изящная и соблазнительная, манящая и аппетитная, как два наливных яблочка, не способных противостоять искушению и силе тяжести и готовых упасть в жадно подставленные ладони.
Сиэр повезло — ей посчастливилось родиться на свет без выпирающего кадыка. Так что, когда в соблазнительном наряде и с изысканным макияжем она появлялась на улице или в ночном клубе, мужчины глазели на нее даже больше, чем на меня.
Тем вечером она заехала за мной на своем маленьком зеленом «Фольксвагене»-«жучке».
Я решилась, наконец, вылезти из старой пижамы, приняла душ и облачилась в белое платье без рукавов. И спустилась вниз, даже не накрасившись.
При моем появлении Сиэр радостно завопила и бросилась ко мне на шею:
— Ах ты, несносная девчонка! Как ты могла жить без меня все это время!
У меня перехватило дыхание: а ведь она права. При моей эксцентричности и уязвимости я действительно долго бы не протянула без сочувствия друзей. И я просто ответила:
— Я скучала по тебе.
Так мы с ней и стояли, смеясь и обнимаясь, оценивающе оглядывая друг друга и обмениваясь шутливыми комплиментами, вроде: «А ты все хорошеешь и хорошеешь!»
При встрече закадычных подружек после долгой разлуки время словно останавливается. Мы держимся раскованно и непринужденно, хихикаем и сюсюкаем, млея и тая от радости, как ириски во рту. Ничего общего со свиданием между мужчиной и женщиной.
Мы поужинали в принадлежащем Сиэр ресторане.
Он назывался «Шанхай 1933», и при нем была кондитерская. Помещение было отделано бледно-зеленым бамбуком, увешано китайскими фонариками из рисовой бумаги и изящными коваными птичьими клетками, обставлено антикварной мебелью, купленной в разных уголках Китая и Юго-Восточной Азии. Прозрачные, до пола, шифоновые портьеры плавно покачивались от дуновения ветра, звучала негромкая музыка — это на старом граммофоне крутили пластинки с шанхайскими шлягерами 30-х годов. Здесь царила изысканная атмосфера с налетом утонченного разврата, вполне в духе хозяйки заведения.
Даже бумажные полотенца в ванной комнате были украшены монограммами из китайских иероглифов, стилизованными под традиционную китайскую живопись. Автором дизайна была сама Сиэр.
До того как стать владелицей ресторана, Сиэр была художницей, причем весьма преуспевающей. Статьи о ней публиковали и «Нью-Йорк Таймс» и «Асахи», и журнал «Штерн»{5}, она выступала по «Би-Би-Си». Правда, дело было не столько в своеобразии ее творчества, сколько в том, что в обновленном Китае Сиэр была первым человеком, сменившим пол и отважившимся во всеуслышание объявить об этом. Сначала она прославилась именно откровенностью и эпатажем, а уж потом стригла купоны с этой сомнительной славы, становясь все более знаменитой. Она запрашивала баснословно высокую цену за свои работы, щеголяла в роскошных, экстравагантных нарядах и умопомрачительных драгоценностях и была желанной гостьей в любом, самом престижном шанхайском клубе.
Когда живопись ей изрядно надоела, Сиэр решила открыть собственный дорогой ресторан. В ее знаменитом «Шанхае 1933» порция самых обычных вонтонов стоила 125 юаней (примерно 15 долларов США), а за чашку зеленого чая с посетителей брали целых 150 юаней (20 долларов США). Никто, кроме Сиэр, во всем Шанхае не осмелился бы устроить такую обдираловку. А в ее заведение по вечерам выстраивались длиннющие очереди. Таков Шанхай — город, где немыслимое становится возможным. Развлекательные заведения растут в нем как грибы после дождя и так же быстро исчезают.