После короткого пребывания в этом городе, как неизбежное следствие многочисленных компромиссов, и то и другое обычно исчезало, уступая место цинизму. И эта красотка тоже через какое-то время станет холодной и расчетливой.
Я заметила, что девушка приглянулась Мудзу. Он посматривал на нее, притворяясь, что увлечен беседой с Джимми.
Конечно, я была не в восторге, но и виду не подала. На людях в компании своего друга я вполне способна владеть собой и соблюдать приличия.
Среди зрителей в кинозале я заметила нескольких знакомых и поздоровалась. Мы немного опоздали; зал был заполнен почти до отказа, и свободные места остались только в задних рядах. Джимми с кореянкой сели прямо перед нами. Поэтому во время просмотра у меня перед глазами все время маячили его лысина, — надетая поверх шали шляпка его спутницы и ее оголенная шея. Это немного раздражало, но от самого просмотра я получила большое удовольствие. Вообще китайские фильмы о кун-фу значительно интереснее зарубежному зрителю. Так было с картиной «Крадущийся тигр, затаившийся дракон»{61}, который пользовался бешеным успехом в США и провалился в отечественном прокате, совсем не дав кассовых сборов.
После киносеанса Джимми и кореянка поспешно простились с нами. Перед уходом Джимми достал из дипломата номер журнала «Космополитен»{62} из подростковой серии. Он торжественно вручил его мне и голосом преисполненного гордости отца провозгласил:
— Здесь есть фотография моей дочери!
Странно, но, хотя мы частенько беседовали по телефону и ужинали вместе, я почти забыла, что у него есть дочь, которая живет с его бывшей женой. Он редко упоминал о ней.
Раскрыв журнал на занимавшей весь разворот рекламе фирмы «Кельвин Кляйн», я увидела четырнадцатилетнюю дочь Джимми в компании четырех молоденьких фотомоделей разной этнической принадлежности. Они стояли, крепко обнявшись и сверкая белозубыми улыбками (американцы безнадежно помешаны на белых зубах), их волосы красиво развевались на искусственном ветру — по замыслу фотографа, это, очевидно, должно было создавать иллюзию свободного полета и бьющей ключом юношеской энергии.
— Ну и ну! — воскликнула я и чтобы сделать ему приятное добавила: — Она просто вылитая ты!
— Я и оглянуться не успел, как Нэнси из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя, — с недоумением произнес Джимми.
Ага, значит, его дочь зовут Нэнси. Я присмотрелась к девочке на фотографии. Судя по беззаботной улыбке и здоровому цвету лица, она явно была не из бедной семьи. И мне на память пришло то, что Джимми иногда мимоходом рассказывал о своей бывшей жене, о ее доме на Лонг-Айленде и о яхте стоимостью в полмиллиона долларов.
— Только, пожалуйста, не выбрасывай, — очень серьезно попросил Джимми, бросив озабоченный взгляд на увесистый журнал у меня в руках. И убежал по своим делам. Ему предстояли еще две встречи в кондоминиумах.
По-прежнему не выпуская из рук тяжелый журнал с фотографией дочери Джимми, я вместе с Мудзу уселась в такси, и мы поехали на 52-ую улицу ужинать в японский ресторан «Ниппон».
Мудзу отлично знал владельца заведения. В свое время тот был его помощником: ведь когда-то в Японии Мудзу был очень известным и уважаемым шеф-поваром, мастером приготовления традиционной лапши. У него было несколько учеников, работавших в процветающих ресторанах, где подавали это блюдо.
Мать Мудзу — евразийского происхождения — была поистине уникальной женщиной для своего времени. Ее отец был итальянцем, и от него она унаследовала огромные, подернутые таинственной дымкой голубые глаза. А от матери-японки ей достались необычайно нежная кожа и блестящие черные волосы. У Мудзу было несколько ее фотографий, с одной смотрела ясными голубыми глазами женщина в черном расшитом кимоно. Судя по всему, процветание семейного бизнеса было преимущественно ее заслугой. В отличие от безропотных японок ее поколения она была самостоятельна, предприимчива и энергична.
По сравнению с ней, моя мать, для которой весь смысл жизни заключался в заботе о муже и детях, казалась слабой и преувеличенно добродетельной.