— Я был занят, — пробормотал Киран.
Киран, которого бросила мать-алкоголичка, жил со своей сестрой и ее преуспевающим мужем и приходил в Центр на амбулаторное лечение. Его опекуны обеспечивали его по высшему разряду, у него была машина, ему покупали всю электронику, какую он только хотел, давали ему крупные суммы на карманные расходы, но в остальном сестра с мужем жили так, будто Кирана вообще не существовало. Киран давно начал баловаться наркотиками, его исключили из школы. Его единственным интересом была игра на гитаре — он сочинял мрачные песни о смерти и увядании.
— У тебя что-то случилось? — спросила Эмма.
— Нет, — ответил он, уставившись в пол.
— Ну что ж, надеюсь, в следующий четверг мы тебя увидим, — сказала Эмма.
— Доктор Хейзлер сказал, что примет вас, — сообщила Джеральдин Эмме. — Проходите.
Эмма открыла дверь и заглянула в кабинет.
— Привет! — сказала она.
Берк Хейзлер поднял глаза и улыбнулся Эмме. Для такого ответственного поста он был непозволительно молод — всего-то тридцать с небольшим. У него были коротко стриженные, зачесанные назад, светлые волосы, грубое, с резкими чертами лицо, которое больше подошло бы боксеру, внимательные серые глаза. Эмма познакомилась с Хейзлером, когда поступила в университет: он был аспирантом и читал вводный курс по психиатрии.
В то время она была от него без ума, а он обращал на нее ровно столько внимания, сколько на прочих студентов. В конце концов он начал ухаживать за Эмминой соседкой по комнате, красавицей Натали Уайт, а впоследствии и женился на ней. Год назад, когда Натали пригласила Эмму к ним в Кларенсвилль, Берк обрадовался, узнав, что Эмма продолжила заниматься психологией. И предложил ей работу в Центре Райтсмана при Университете Ламберта.
Берк показал на кресло у стола, Эмма села.
— Что, сегодня трудно сосредоточиться? — спросил он.
Эмма покраснела — неужели у нее на лице это написано? Она старалась вести себя как настоящий профессионал, но это было нелегко. Завтра у нее свадьба.
— Это мягко сказано, — призналась она.
— Что ж, все вполне естественно. Раз уж ты пришла, скажи, что тебе подарить? Я думал подобрать что-нибудь практичное, например кухонный комбайн.
— Только при условии, что ты придешь и научишь меня им пользоваться, — улыбнулась Эмма. Берк был отличным кулинаром. У его отца было казино в Атлантик-Сити, и Берк в летние каникулы работал там на кухне.
— Значит, договорились, — кивнул он. — Куплю комбайн и проведу мастер-класс. Ну, выкладывай, что у тебя.
— Знаешь, я немного беспокоюсь — меня ведь не будет все выходные. А у меня новая пациентка, Таша Клейман.
— Девушка с анорексией?
— Я не могу ей помочь… После того, что случилось.
Берк кивнул:
— Понимаю. Айви Девлин. Слушай, я попрошу Сариту, чтобы она понаблюдала за Ташей. — Сарита Руис относилась к подросткам ласково и заботливо. — А ты наслаждайся главным днем своей жизни. Совершенно не понимаю, почему вы решили сократить медовый месяц до двух дней. Если бы ты только захотела, я бы дал тебе неделю.
— Нет, нам пока что хватит и этого, — сказала Эмма. — Моя мама дарит нам поездку в Европу, но ее еще надо спланировать. К тому же у Дэвида на следующей неделе интервью с каким-то известным продюсером, поэтому мы довольствуемся Пайн-Барренсом. — Эмма имела в виду триста тысяч гектаров сосновых лесов посреди Нью-Джерси — национальный парк Пайнлендс. — Будем ходить пешком и кататься на каноэ. Мы с Дэвидом это обожаем.
— Вы будете жить в рыбацкой хижине его дяди и тети?
— Ну да.
— Его дядя брал нас туда — когда мы были маленькие, — сказал Берк. Берк и будущий муж Эммы, Дэвид Уэбстер, дружили с детства. — Мы жутко боялись Джерсийского дьявола.
Берк имел в виду ребенка-демона, который, согласно легенде, обитал в Пайнлендсе.
— Я в сказки про монстров уже не верю, — сказала Эмма. — Так хочется просто оказаться с Дэвидом вдвоем.
— Да, это самое приятное, — вздохнул Берк. И взгляд его упал на фотографию рыжеволосой красавицы.
Три месяца назад Берк вернулся из командировки и не нашел жены дома. Полиция обнаружила ее машину под мостом над Смокинг-ривер. Сумочка Натали и ключи от машины лежали на сиденье в салоне. Тело обнаружили только месяц спустя, но в записке, которую Натали оставила, она высказалась о своих намерениях абсолютно недвусмысленно.
Бывшая соседка Эммы была умницей, писала стихи, но ее мучили частые перепады настроения. Эмма с университетских времен помнила, как периоды бешеной активности Натали сменялись приступами депрессии. Когда Эмма приехала в Кларенсвилль, Натали была полна сил. Она только что выпустила сборник стихов, и он получил восторженные отзывы критики, Натали присудили престижную премию Соломона. Ее самоубийство стало сильным ударом и для Берка, и для Эммы.