— Тебе не будет больно присутствовать на свадьбе? — спросила Эмма.
Берк вздохнул.
— Конечно, я все время буду ее вспоминать, но я горжусь тем, что Дэвид выбрал меня шафером. По-моему, мы с Натали ваш брак и устроили.
— Ты совершенно прав. Вы же нас познакомили.
Берк тогда пригласил Эмму на ужин в честь премии Соломона. Настроение у всех было праздничное, Натали блистала остроумием и светилась от счастья. Эмма навсегда запомнила тот вечер — последний, который она провела со своей подругой. И еще запомнила потому, что встретила Дэвида Уэбстера, журналиста из Нью-Йорка. Между ней и Дэвидом, что называется, пролетела искра.
У Эммы запищал пейджер. Она взглянула на экран и сказала:
— Легок на помине.
— Жених? — спросил Берк.
Эмма кивнула и снова посмотрела на часы. Но от одной мысли о том, что внизу, в вестибюле, ее ждет Дэвид, у нее закружилась голова — совсем как полгода назад.
— Спасибо, Берк, — сказала она и встала.
— Ты, главное, не нервничай, — напутствовал он ее. — До завтра.
Дэвид стоял в вестибюле, у конторки, и беседовал с секретаршей. У Эммы при виде него перехватило дыхание. Она была твердо убеждена, что он — самый привлекательный мужчина на свете.
— Дэвид! — окликнула его она.
Он обернулся:
— Привет, родная!
Ему, как и Берку, было тридцать три года, но, несмотря на седину, которая пробивалась в его каштановой шевелюре, и усталые морщинки вокруг карих глаз, выглядел он гораздо моложе. У него был волевой подбородок, ослепительно белые зубы и мальчишеская улыбка. Одет он был, как всегда, в джинсы и кожаную куртку — типичный городской ковбой. Он был индивидуалистом, не признавал никаких авторитетов и объяснил Эмме, что журналистом-фрилансером стал потому, что никогда бы не выдержал рутины офисной работы.
Дэвид много путешествовал, писал для разных журналов. Чаще всего он работал со «Сликером» — глянцевым мужским журналом с молодежным уклоном. Дэвид никогда не рассказывал про своих прежних подружек, но Эмма знала, что образ жизни он вел далеко не монашеский. Сейчас молоденькая секретарша просто пожирала его глазами.
Эмма кинулась к нему, поцеловала его мягкие, требовательные губы. Всякий раз, когда они касались друг друга, Эмма словно чувствовала разряд тока. И она в который раз поразилась тому, как ей повезло.
— Привет, — шепнула она. — Что привело тебя сюда?
— Хочу попробовать уговорить тебя переменить решение. Я насчет ночевки со Стефани. Это так старомодно.
Со Стефани Пайпер, школьной учительницей, Эмма снимала небольшую квартиру в Кларенсвилле. Завтра Стефани должна была исполнить роль подружки невесты. Еще месяц назад Эмма с Дэвидом сняли дом, где и поселились. Но сегодня Эмма решила переночевать на старом месте, устроить девичник перед свадьбой.
— А я такая и есть, старомодная, — сказала она. — Хочу увидеть тебя, только когда пойду по проходу в церкви. Устрой себе мальчишник.
— С кем? — хмыкнул он.
Эмма понимала, что не с кем. Из Кларенсвилля он уехал сразу после школы. Когда она встретила его у Берка и Натали Хейзлер, Дэвид вернулся в Кларенсвилль только для того, чтобы повидать мать, Хелен, у которой было больное сердце. В тот вечер, покидая дом Хейзлеров, Эмма думала, что никогда больше не увидит загадочного красавца-журналиста. Но как только она пришла домой, Дэвид позвонил ей, сказал, что он на вокзале, и позвал поехать с ним в Нью-Йорк, тем же вечером. После минутного колебания она, позабыв про осторожность и правила приличия, согласилась и бросилась на вокзал. Начался сумасшедший роман. Поскольку Эмма жила в одной квартире со Стефани, большую часть времени они с Дэвидом проводили в его скудно обставленной нью-йоркской квартирке, прервав всякие связи с внешним миром, питались исключительно китайской едой из картонных коробочек, вели долгие разговоры и безудержно смеялись. Все шесть месяцев она чувствовала, что любовь диктует свои правила. Но сегодня вечером ей хотелось отдать дань традиции.
— Сходи куда-нибудь с Берком, — посоветовала Эмма.
Дэвид поморщился:
— По-моему, у него неподходящее настроение для мальчишника.
— Ты прав, — вздохнула Эмма. — Так, может, в Нью-Йорк съездишь? Но чтобы завтра в десять утра был здесь как штык.
— Нет уж, отсюда я не тронусь, — усмехнулся он.
— Доктор Холлис! — позвала Эмму секретарша.