Через три или четыре дня после этого уехал доктор Джибсон. Перед самым отъездом он явился к Сильвии, чтобы поговорить с ней по душам, «как старый дядюшка».
– Поймите, ведь я так стар, что мог бы быть даже вашим дедушкой, – сказал он, – у меня четыре сына, из которых каждый мог бы быть вашим мужем, если бы он имел счастье находиться в округе Кассельмен в нужный момент.
Сильвия кивнула головой в знак согласия.
– Мы обыкновенно не говорим с женщинами о таких вещах, потому что у них нет критерия, чтобы судить об этих вопросах. Они с места в карьер начинают возмущаться, и дело неизменно кончается истерикой. Каждая считает себя единственной жертвой, а несчастье, приключившееся с ней, чем-то исключительным и небывалым. Муж не превращается в ее глазах в самого гнусного злодея, какой когда-либо существовал на земле.
Он замолк на секунду.
– Так вот, миссис ван Тьювер, болезнь, которая, по всей вероятности, вызвала слепоту вашего ребенка, называется гонорреей. Иногда ее последствия бывают ужасны. Но это случается редко, и мы считаем это заболевание пустяком, о котором не стоит беспокоиться. Я знаю, что на этот счет существуют какие-то новые теории, но я человек старый, у меня есть свой собственный опыт, и мне нужны доказательства. Нам, врачам, приходится сталкиваться с этой болезнью на каждом шагу, и если бы она действительно была смертельна, как нас пытаются убедить, то на всем свете, пожалуй, не осталось бы в живых ни одного человека. Как я уже сказал, не в моих правилась толковать об этом с женщинами, и не я привлек к этому вопросу ваше внимание.
– Прошу вас, доктор Джибсон, говорите, – сказала Сильвия, – я очень хочу знать все, что вы можете сказать мне по этому поводу.
– У вас возник вопрос о том, каким образом инфекция попала к вашему ребенку? Доктор Перрин высказал предположение, что, может быть, он… вы понимаете его опасения? Весьма возможно, что так оно и было. Мне все это только лишний раз доказало, как неразумно поступает врач, уклоняясь от своей прямой обязанности – лечить больного. Если вы хотите установить, кто именно занес болезнь, то вам следует обратиться не к врачу, а к сыщику. Я знаю, конечно, что есть люди, которые могут совмещать обязанности врача и сыщика, и притом, заметьте, без всякой предварительной подготовки и изучения той или другой профессии.
Он остановился, чтобы подчеркнуть иронию этого последнего замечания. Сильвия терпеливо ждала.
– Вам внушили мысль, – заговорил он снова, – что всему виною ваш муж, и мысль эта, несомненно, крепко засела в вашем мозгу. Поэтому необходимо, чтобы кто-нибудь поговорил с вами откровенно. Позвольте мне сказать вам, что из десяти мужчин восемь хворали этой болезнью в какой-нибудь период своей жизни. Лишь немногие из них излечились вполне, у других же эта болезнь осталась, хотя они и уверены, что совершенно здоровы. Представьте себе, что у вас насморк. Через месяц вы заявляете, что он прошел. С практической точки зрения это так и есть. Но если я возьму микроскоп, то найду, что зародыши болезни все еще сохранились на вашей слизистой оболочке, и я знаю, что вы можете передать свой насморк – и в очень тяжелой форме – какому-нибудь другому человеку с повышенной восприимчивостью. Вы можете прожить всю свою жизнь, так и не избавившись окончательно от этой болезни. Вы понимаете меня?
– Да, – тихо сказала Сильвия.
– Я говорю восемь из десяти, но в этом отношении могут быть кое-какие разногласия. Некоторые врачи скажут семь из десяти, последние же исследования показали девять из десяти. Поймите, что я говорю не о каких-нибудь кутилах и шалопаях, я имею в виду ваших братьев, если они у вас есть, ваших кузенов, ваших лучших друзей-мужчин, которые ухаживали за вами и за которых вы готовы были выйти замуж. Если бы вы узнали это о ком-нибудь из них, то, конечно, прекратили бы с ним всякое знакомство и поступили бы несправедливо, потому что, если бы вы решили отнестись так ко всем, кто когда-либо хворал этой болезнью, вам пришлось бы попросту пойти в монахини.
Старик снова сделал паузу. Затем, хмуро взглянув на нее из-под своих косматых бровей, он воскликнул:
– Говорю вам, миссис ван Тьювер, что вы несправедливы к вашему мужу. Он любит вас, и он хороший человек. Я говорил с ним и знаю, что на его совести лежит гораздо меньше грехов, чем на совести большинства мужей. Я уроженец Юга и хорошо знаю ту веселую, пылкую молодежь, с которой вы танцевали и флиртовали всю свою юность. Если бы вы узнали их секретные дела, если бы вы проникли в их тайны, вам вряд ли доставило бы удовольствие общество этих молодых людей. Я повторяю вам снова, что вы несправедливы к вашему мужу. Лишь очень немногие мужчины перенесли бы это так терпеливо, как переносит он до сих пор.
Сильвия слушала все это молча, без малейшего движения, так что старик-доктор начал даже чувствовать некоторую неловкость.
– Заметьте, – сказал он, – я не говорю, что мужчины должны быть такими. Они заслуживают хорошей взбучки, большинство из них. Лишь очень немногие достойны соединиться с хорошей женщиной. Я всегда говорил, что нет такого мужчины, который был бы достаточно хорошо для хорошей женщины. Но я держусь того мнения, что, когда вы выбираете одного из них, чтобы наказать, он обычно бывает не самый виновный, а просто тот, который имел несчастье навлечь на себя подозрение. И он знает, что это несправедливо. Он должен быть сверхчеловеком, чтобы горько не сетовать в душе на такую несправедливость. Вы понимаете меня?
– Понимаю, – ответила Сильвия все тем же подавленным голосом.
Доктор встал и положил руку на ее плечо.
– Я уезжаю домой, – сказал он, – весьма возможно, что мы никогда больше не встретимся. Я вижу, что вы делаете большую ошибку и навлекаете на себя в будущем много бед. Я хотел бы предупредить это, если бы только смог. Мне хочется научить вас более трезво относиться к жизненным фактам. Поэтому я скажу вам то, чего я никогда не предполагал говорить какой-нибудь даме.
Он смотрел ей прямо в глаза.
– Вы видите, я старик и кажусь вам вполне почтенным человеком. Я знаю, что вы посмеивались надо мной, но все же не чувствовали ко мне особого отвращения. Так вот, я должен сказать вам, что у меня была эта болезнь. Да, я хворал ею, и тем не менее у меня родилось шесть прекрасных здоровых детей. Более того, я, конечно, не могу называть имен, но знаю наверное, что среди людей, нанятых вашим мужем на этом острове, двое имеют эту болезнь. Принимая у себя в доме какого-нибудь очаровательного, прекрасного воспитанного джентльмена, вы должны помнить, что из десяти шансов восемь за то, что он хворал этой болезнью, и три или четыре из десяти за то, что он болен ею в ту минуту, когда пожимает вам руку. Ну, а теперь поразмыслите над этим и перестаньте мучить своего бедного мужа.
Приехав в Нью-Йорк, я первым делом послала Сильвии маленькое письмецо с изъявлениями моей любви к ней. Я не написала ей ничего такого, что могло бы расстроить ее, а просто напомнила, что мысленно я постоянно с ней и мечтаю о том времени, когда мы увидимся с ней в Нью-Йорке и поговорим по душам. Я вложила это письмо в простой конверт, написала адрес на машинке и отправила его по почте от имени моей стенографистки. Квитанция пришла обратно, подписанная чьей-то незнакомой рукой, должно было секретарем. Я узнала потом, что письмо это не дошло до Сильвии.
Ее муж, без сомнения, возобновил свои настойчивые требования прекратить всякие сношения со мной. Наконец он добился от нее обещания, что она напишет мне письмо, в котором сообщит свое решение. В этом письме она говорила мне, что будет избегать всякого волнения и напряжения нервов, пока кормит своего ребенка. Муж ее вызвал свою яхту, и они отправляются в Шотландию, а зиму собираются провести на Средиземном море и на Ниле. В течение этого времени она не будет переписываться со мной, но все же хочет, чтобы я знала о ее планах и верила в ее дружбу. Как только она вернется в Нью-Йорк, мы непременно увидимся.