ПЛАТОВ (Левше). А-а, шельма собачья, попался. Не-ет, от меня ни в земле, ни в воде не скроешься! Со дна морского достану! (Хватает Левшу за шиворот, ставит перед собой.) Ну, говори: где блоха? (Трясет Левшу.) Ну?
ЛЕВША (машет рукой). Та-та-та-тама.
ПЛАТОВ. Где тама?
ЛЕВША. У этих… у аглицких Мастеров осталась… вроде.
ПЛАТОВ. У-у-у! Зарезал, окаянный черт! Пропали, пропали!
ЛЕВША. Не… нет, они не пропали. Зачем пропали? Они сейчас тут будут. За нами всю дорогу без отдыху, вроде — гончие какие гнались… Да вон — колокольцы-то: слышь?
Слышны колокольцы. Появляются Химик-механик и за ним Мастер.
ХИМИК-МЕХАНИК. Ф-фу, батюшки! Насилу-насилу догнали… Здравия желаем, донской казак Платов!
ПЛАТОВ. Ммалчать! Где шкатулка с блохой?
ХИМИК-МЕХАНИК. А вот, пожалуйте. (Подает шкатулку.) Она самая.
ПЛАТОВ. Ну, коли вы мне не узнали, в чем секрет, — молитесь вашему чертову Богу!
ХИМИК-МЕХАНИК. Да, поди-кось от него узнай! (На Левшу.) Ты на пень — он на корягу, ты в воду — он ко дну: ёрзок больно.
ЛЕВША. Что, съел?
ПЛАТОВ (трясет Левшу). М-малчать, язва! (Другим голосом.) Молодец, Левша, не осрамил Тулу, не выдал! (Опять трясет.) Ну, говори теперь, растакой-сякой: что вы за секрет с блохой сделали? А не то твоей жизни пять минут сроку осталось: сейчас Царя приведут — и мне конец и тебе крышка.
ЛЕВША. Может, ежели, никакого секрета и нету? (Цыркает сквозь зубы.) А может, вроде и есть. Сейчас все… это самое… обнаружится.
ПЛАТОВ (свирепо). Ну, коли я от Царя живым вернусь — уж я тебя, Бог даст… (Кулак — Левше. Свистовым.) Держать его, сукина сына, — да крепче!
ЛЕВША. Эх, Левша, красавец молодой — сгубила тебя судьба!
Свистовые его уводят.
ХИМИК-МЕХАНИК (Мастеру). У вас без четверти?
МАСТЕР. Без четверти.
ХИМИК-МЕХАНИК. А у меня… (Лезет за часами — вытаскивает одну цепочку.) Часы-то… срезали! Батюшки!
Убегает, за ним — Мастер. В это время — музыка, парадным маршем входят Генералы и Царь.
ЦАРЬ. Ну, здрасьте, что ли?
ГЕНЕРАЛЫ. Здра-жла-ваше-цар-ство!
ЦАРЬ (приглядывается). А где же этот… мой… как его?
ГЕНЕРАЛЫ (выскакивают). Здесь я, ваше-цар-ство! — Здесь, ваше-цар-ство! — Здесь…
ЦАРЬ. А, да на кой вы мне! Ну, этот… как его… Платов!
КИСЕЛЬВРОДЕ (Платову). Ну, дружочек, пришел твой часик: иди, Царь тебя требует.
ПЛАТОВ. Крышка! Пропал — ни за нюх табаку! (Идет за Кисельвроде.)
ЦАРЬ. Ну, донской казак Платов, здравствуй, что ли.
ПЛАТОВ (гаркает). Здра-жла-ваше-цар-ство!
ЦАРЬ. Где был, что видел?
ПЛАТОВ. Так и так: был я, согласно собственноручному твоему царскому слову, на Тихом Дону.
ЦАРЬ. Ну, докладай, какие у вас там казаки промеж собя междоусобные разговоры ведут.
ПЛАТОВ. А это, стал-быть, могу я только по тайности на ушко сказать.
ЦАРЬ. Ну, на тебе ухо — пользуйся.
Платов, подошедши к трону, шепчет Царю на ухо.
ЦАРЬ (Платову). Та-ак. Ладно! А больше, например, тебе нечего мне сказать?
ПЛАТОВ. Гм… Кхе!
Генералы вытягиваются на цыпочках, шушукаются.
ЦАРЬ (Платову). А что же ты, братец, про самое главное-то молчок? (Грозно.) А-а-а? Как же тульские твои Мастера против аглицкой нимфозории себя оправдали?
ГЕНЕРАЛЫ. Каюк! — Поплыл Платов! — Митькой звали.
ПЛАТОВ (бухается на колени). Так и так: хочешь — казни, хочешь — милуй. А только нимфозория окаянная все в том же пространстве, и, стал-быть, ничего удивительней тульские мастера не могли сделать.
ЦАРЬ. Ну, брат, это уж — маком! Ты — старик мужественный, а что ты мне докладаешь — этого быть никак не может! Слышишь?
ПЛАТОВ (гаркает). Так точно, ваше-цар-ство, никак не может! (Другим голосом.) А только вот хоть ты тресни — так оно и есть.
ЦАРЬ. Да ты… Как это ты смеешь мне, Царю, поперек говорить? Подавай ее сюда!
Платов мнется.
Не слышишь? Уши заколодило? Сейчас давай — ну?
Платов подает Царю шкатулку. Царь открывает, смотрит.
Что за лихо! И впрямь: как лежала блоха — так и лежит. Не может того быть: тут тульские Мастера, наверно, что-нибудь сверх понятия сделали… (Услышал страдательную Левши на гармошке. Платову.) Постой-ка: это кто же там приятной музыкой займается?
ПЛАТОВ. А это так… тульский один… стервец… У-у-у! (Свирепеет.)
ЦАРЬ. А ну-ка, поди спроси этого самого тульского насчет государственной нашей блохи.
Платов уходит.
Нет, уж чего-нибудь они с ей да изделали… (Пробует взять блоху.) А пропади ты пропадом! Палец у меня дюже толстый — не гожается…
ГЕНЕРАЛЫ. Послюньте пальчик, ваше-цар-ство! — Лизните их… Язычком, язычечком!
КИСЕЛЬВРОДЕ. Дозвольте, я лизну!
ЦАРЬ. А, иди ты к ляду!
ПЛАТОВ (возвращается, подходит к Царю). Так и так: говорит ихний тульский Левша, надо, говорит, блоху эту в самый мелкий мелкоскоп глядеть — тогда-де все обнаружится.
ЦАРЬ (кричит сердито). Подать сюда самый мелкий мелкоскоп!
КИСЕЛЬВРОДЕ. Подать мелкоскоп!
Десять Генералов на рысях немедля приносят громадную трубу, устанавливают ее поперек палаты — глядельным концом к публике; перед другим концом — держат шкатулку с блохой.
Пожалуйте, ваше величество. Как говорится, все наготове: сани до Казани, язык до Киева.
ЦАРЬ (смотрит в мелкоскоп). Ага… ага… Вот-вот-вот… Тьфу! Ничего не видать, ни синь-пороху! Позвать сюда… этого самого… Лекаря-аптекаря.
КИСЕЛЬВРОДЕ. Веди! Зови!
Генералы бегут.
ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ (входит). Здра-жла…
ЦАРЬ (с досадой). Да знаю, знаю! Можешь мелкоскоп по глазам навести?
ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ. У-у, глаза отвести — это самое наше дело! (Налаживает мелкоскоп.) Раз, два, три. Готово! Пожалуйте!
ЦАРЬ (глядит в мелкоскоп). А-а! Ну-ка, ну-ка? Поверни спинкой. Так. Бочком. Пузичком… Тьфу! Да что же это такое? Все как было. (Платову.) Волоки сюда этого тульского твоего!
Платов мнется.
(Грозно.) Ну-у? (Топает.) Веди, говорят тебе, а то у меня… знаешь?
ПЛАТОВ (бежит, на ходу читает). Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его… Свят, свят, свят!