— Ну, а сиськи зачем у ей?
Афиша: «Товарищи! Анархия — мать порядка. Анархия в опасности. Спасайте анархию!» На другой день анархистов прогнали. Новая афиша наклеена на эту: «Танцкласс для пролетариата».
Мальчик приходит:
— А я сейчас мертвого N. видел.
— Какого мертвого? Он жив.
— А на стене висит.
— Да это портрет. Почему же ты думаешь, что N. — мертвый?
— А висит, не дышит, не говорит…
На кладбище — плита, на ней медная дощечка с надписью: «Д-р Иван Николаевич Игумнов, прием от 2 до 7». Хоронили в 1918 году, надпись на камне некому было сделать — взяли дощечку с двери.
«Пьянство имеет место, но, однако, не имеет характера буйства и, так сказать, носит «культурный характер».
Вывески:
«Дамская верхняя и нижняя портниха».
«Французский, английский, немецкий портной Иванов».
Купца всяко изводили — штрафами. Придут — все в магазине в порядке.
— Фартук не первой свежести, — 100 рублей штрафу.
А однажды пришли уборные у него смотреть — во дворе. Пришли, поглядели, понюхали: чисто, ничего нету, ящик этот самый — сосной даже пахнет, стружкой, чище некуда. Они — ревизоры — няньку спрашивать:
— А куда же вы это все, служащие, ходите — чистота-то у вас тут такая?
А нянька возьми да и брякни:
— А мы — говорит, — на берег, вон туда, в низок бегаем. Сюда-то нам Михал Михалыч пакостить, избави Бог, не велит.
И опять Михал Михалыча оштрафовали на 300 рублей. За что же, спрашивается? За чистоту?
В продолжение продолженья
Наступление явлений
Возникающее пресмыкающееся
Вливавшееся через оставшееся отверстие.
Баба визгливая выскочила:
— Ты думаешь, как ты в галифях ходишь — так мы их тебе не спустим? Спу-устим!
Мальчика в школе оставили после занятий. Ревет.
— Ты что же это так часто ревешь-то?
— Нет, третий раз.
— Как?
— А первый раз мамка нашего кролика зарезала, другой раз — прошлый месяц сестра померла. Да вот еще нынче. А-а-а!
Идут.
— Медленно идете, гражданин!
— Холодно.
Отец Варух. Живет в подвале под церковью, с матросом. Был послушником, потом — после мобилизации — матрос. Раньше — в монастыре работал трудником. И вот. после всенощной (теперь уж священник) вернулся домой — в подвал — скинул рясу, в желтых красноармейских штанах…
Смотрел на рыб в аквариуме: мечутся день и ночь, и нет приюта, нет ни одной книжки, нельзя, негде сесть. Всю жизнь… Так и люди.
Грузчик:
— Мука — она существо мягкое…
Шулер.
Был набожный. Однажды не везло, бродил из города в город. Под Пасху приехал в уездный город. На окраине. Уже благовест к заутрене, через окна — столы с куличами, женщины с засученными еще рукавами… А он чувствует, с голоду кишки закорючивает. Идет поп в церковь. Шулер к нему, попросил:
— С голоду помираю.
Священник дал ему двугривенный — ради праздника… И в тот вечер — шулер потерял религию. Пошел дальше — встретил рабочего: тот дал ему целковый.
На следующий день (одежда еще была в чемодане) оделся, сделал визиты, пригласили играть в карты. И там, в гостях, встретил того самого попа. С наслаждением нещадно обыграл его в пух. Вышли вместе. Шулер и говорит ему:
— А ведь я тот самый, которому вы вчера двугривенный расщедрились — дали. А сегодня — я у вас тысячу взял.
Частушки.
Филимон Петров — явился на собрание сельское:
— Ну, выбирайте мне секретаря таперь.
— Как секретаря? А председателем кто же будет?
— Я конечно, я на селе — самый бедный.
Избрали…
Явился Филимон Петров к Аннушке: сапоги ему к зиме понадобились. Аннушка туда-сюда, разговаривать. А он ей:
— Не смей со мной разговаривать!
Она еще пуще. Тогда Филимон Петров:
— Лишаю тебя голоса на три дня. Три дня чтоб ни слова у меня не смела, чтоб голосу твоего не слыхал никто!
Ну, нынче какой улов! Только и наловил комиссаров пяток на уху… (комиссары — ерши).
«Жить стало узко…»
На улице стали с человека шубу снимать ночью. Он орет. А ему:
— Молчи, такой-сякой! Вон со святых ризы сдирали, они и то молчали. А ты лучше их, что ли?
На балете «Дочь фараона» — лев, подстреленный, падает. Статист заболел, взяли из театральных рабочих мужичка. На репетиции мужичок-лев упал ничего, как надо. А на спектакле поставили гору, падать ему с горы. Поглядел — высоко! И перед тем, как падать… правой лапой перекрестился православный лев.
— Что это там в уборной артисты собрались?
Сторож:
— А просто так — собрались и друг на дружку внимание обращают…
Мишка терпеть не может целоваться. Когда поцелуют его, вытирает губы и говорит:
— Терпеть не могу, когда девки целуют.
Перед обедом читают молитву, молятся, а ребята толкают друг друга и смешат. Один раз довели Мишку до слез. Сказали ему:
— Мишка, а, Мишка, твой-то Михаил Архангел (его ангел) ведь девка. Гляди — рубашка на нем какая, длинная, девичья. — Бедняга плакал.
Капитан седобородый танцевать любил до страсти. И хорошо танцевал. А вот перестали дамы с ним танцевать. Как? Что? Почему? А потому… что всех дам он занимал разговором одним и тем же:
— Знаете ли, гм, да мне доктор прописал танцевать… Пища не выходит, знаете, геморрой, что ли — не знаю. А попляшешь — оно и лучше.
Разговор.
Дождь пошел. Потом перестал. Потом обратно пошел.