Вскоре у печи образовалась гора старой, неказистой на вид одежды, но из натуральной шерсти. И, о, чудо, валенки, огромные, почти до колена Николаю.
- Мужичок с ноготок, будешь в них в лес за дровами ходить.
- Ты тоже, - он протянул ей черные, укороченные валенки женского размера.
В кладовке обнаружилось пыльное, пахнущее плесенью, мужское пальто из драпа, для Софьи нашлась беличья шубка с вытертым мехом на рукавах.
Шубка тоже пахла плесенью, но она влезла в нее и покрутилась перед мутным
зеркалом.
- Тебе бы только выпить, закусить и перед зеркалом вертеться. Счастливая,
ничего в голову не берешь, - ворчал Николай.
Ей было хорошо: муж рядом и при деле - спасал жену. Самый счастливый Новый год в их семейной жизни. Как будто она долго бежала по пересеченной местности, и, наконец, выбралась на зеленую лужайку, где пахнет земляникой и солнышко греет. Китайская диалектика, как бы сказал Яков: чем лучше, тем хуже, чем хуже, тем лучше.
Через девять месяцев у нее родился сын Миша.
Школа
Софья получила диплом советского образца на два года позже сокурсниц из-за рождения детей. Пришла в школу номер пятьдесят шесть в заводском районе, недалеко от своего дома, и удивилась, встретив Марго. Та преподавала в старших классах. Удивительнее было то, что после школы она спешила в храм помолиться, - независимой, уверенной Марго не подходило быть верующей, она покидала собрания, на которые была щедра завуч, и обещала за всех помолиться. Никто не возмущался: может, бог есть и поможет. Завуч изредка ворчала, что храмом наша Маргарита Константиновна называет косметический центр Галатея. Но ее никто ее не поддерживал.
Марго стала поучать Софью:
- Как себя подашь, так тебя и будут воспринимать, меняйся, не меняйся.
Софья возмутилась:
- Ошибки - это наш опыт, без них мы ничему не научимся. А ты путаешь школу с армией: сапер ошибается только раз.
- Да, как в армии: кто силен, тот и прав. Не попадайся лишний раз начальству на глаза и исполняй приказания.
Софья прибегала на последней минуте перед началом урока, хватала журнал и спешила в класс.
Маша и Миша часто болели, сын, казалось, приходил в детсад только за тем, чтобы прихватить очередную вирусную инфекцию, но она не могла сидеть с ними, звала мать. Та работала в тихой конторе, перебирала бумаги и каждый раз, как заболевали внуки, писала заявление на отпуск без содержания. Наконец, родители, посоветовавшись, решили, что мать уволится и будет с внуками, иначе Софья не справится: ее работа требует полного погружения.
После школы, несмотря на протесты родителей, зачем детей дергать, пусть будут на одном месте, - она их забирала, утром сонных собирала и отвозила матери.
Дети росли, годы шли, мать умерла от страшной болезни, отец женился на молодой женщине с дочкой.
Что-то, какие-то веяния витали в воздухе, но она не вдавалась, хотя Марго и каркала: что-то будет, вот увидишь, у меня нюх как у собаки. Плохое или хорошее? - спрашивала она. - Когда у нас бывает что-то хорошее? Ты что? Погрязла в быту, пора выныривать, - возмущалась Марго.
Началось с затяжного конфликта с завучем Генриеттой Трофимовной. "Слишком много плохих оценок, так нельзя, дорогая, да и шумно в классе, дисциплина не в порядке. Детей надо дисциплинировать, к каждому необходим индивидуальный подход. А что вы думали, выбирая профессию? Без ваших усилий, как без мотора, - машина не поедет", - поучала она. Софья не соглашалась, тридцать и больше учеников в классе, пусть заводят мотор родители, это их дети.
Марго советовала не обращать внимания, беречь свое здоровье и особо не нарываться. Традиция - валить все на школу, - сложилась задолго до нашего рождения, и не нам ее ломать. Как у нас считают: бандит? в какой школе учился? Какие-сякие педагоги его таким воспитали? Какой учитель, такой и ученик.
Поддерживал Яков: "Вы не бог, чтобы лепить по своему образу и подобию. И не на передовой: от вас мало что зависит. Нерадив ученик, а не вы". Простые, понятные слова, сказанные вовремя, помогали, она успокаивалась.
С Яковом встречались у Мары, старушка радовалась, когда они приходили. Нет, нет, не делала вид, а радовалась по-настоящему. Она жила одна, любила свою махонькую квартирку, одно плохо, цветы не развести, потому что окна на север, солнце почти не заглядывало, да еще соседний дома почти вплотную стоит. Но зато под окном росли березы.
Если подумать, не с конфликта с завучем, новые времена для нее наступили, когда на школьном вечере накануне дня советской армии случилась драка. Молодая учительница биологии, внешне не отличить от старшеклассниц, педагоги ее называли Танюшей, - бросилась в самую гущу разнимать мальчишек. Когда физрук и трудовик растащили по углам невменяемых школьников, все увидели, что на белом пиджаке биологички с левой стороны расплылось кровавое пятно. Софья жутко испугалась, сдавило виски, закачался пол, глухо, будто издалека, доносился Танюшин голос: "Это не моя кровь, вы слышите, Софья Леонидовна? Жаль, костюм придется выбрасывать". Софья видела ее как в тумане, навалилась тяжесть такая, будто скала придавила грудь, кто-то подставил стул. Вдохнув нашатыря, пришла в себя, но не совсем. Когда ее провели в учительскую, где остались только завуч и Марго, она прилегла на диван и в полубессознании услышала: "Детишки под кайфом, что тут такого. Продавца наркоты видели на крыльце школы". - "Знали и никому не сказали?" - "Давно знала". - "Почему молчали? Надо отменить вечера, или пусть милиция дежурит". - "Вы, Генриетта Трофимовна, предложите старым учителям. Они во многовековой спячке, и уже никогда не проснутся, им ведь кажется, что клевещут на бедных детишек".
Домой Софья добралась поздно, после одиннадцати. За шкафом спали Маша и Миша, а Николай перекладывал в коробки любовные переводные романы на непритязательный женский вкус. На столе росла стопка книг для себя: русская и зарубежная классика. Он объяснял знакомым, что наладил мелкий бизнес и за центральной площадью, там, где начинался бульвар, организовал торговую точку: два впритык стола, на которых раскладывал книги. Даже в сильный мороз не сворачивал торговлю.
Недавно у него появилась помощница, в возрасте Дуси, и он работал через два дня. В свои выходные погружался в чтение.
- Что так поздно? - спросил он, не отрываясь от Мандельштама.
- Наркоманы подрались. Представляешь, в нашей школе подрались наркоманы! Будем в милицию сообщать, пусть разбираются.
- Вот уж не знал, что ты такая наивная. Милиция крышует наркоторговцев, так что лучше не вмешиваться. Своих надо защищать, своих, но в чужие дела не лезть, чтобы не нарваться.
- Нас, родителей, больше в миллион раз. Разве мы не справимся?
Он с интересом посмотрел на нее:
- Ты что, серьезно считаешь, что наркоту распространяют только бездетные и детоненавистники? Если собственное дитя нечем кормить, родитель пойдет на все, - он уткнулся в книгу.
Она долго не могла уснуть, закрывала глаза, и возникала зловещая картинка кровавого пятна на белом, наконец, все залилось густой серой краской.
Утром по дороге в школу дала себе слово добиться от директора отмены вечеров. Но именно в этот день директор пенсионного возраста, в строгом костюме для особых праздников, с медалями и знаками почета на необъятной груди, собрала после уроков педколлектив и объявила: "В условиях победившей демократии свобода означает, прежде всего, экономическую независимость". Она замолчала и оглядела учителей.
- Это как? - спросил физрук.
Ему как представителю малочисленного мужского пола в школе позволялось задавать любые вопросы.
Молодая незамужняя преподавательница химии стала объяснять: