- Сделай – неожиданно губы расплываются в улыбке. И от заботы, и от какого-то удивительно хорошего и бодрого настояния, и даже от этой странной близости, которая меня не пугает.
Я откатываюсь от мужчины, и он медленно поднимается с дивана. Сейчас, без своего черного закрытого кителя, он выглядит вполне уютно – светлая футболка обнажает мощные руки, испещренные выпуклыми венами, коса блондинистых волос растрепалась за ночь. Я разглядываю фигуру миранца – в меру мускулистую, с широкими плечами и идеально ровной спиной. Он, безусловно, держит себя в форме и действительно притягивает взгляд.
Я еще пару минут лежу в кровати, головой на подушке, на которой спал Рин. На ней остался аромат его тела, и я пытаюсь заглянуть внутрь себя и понять, какие эмоции вызывает у меня этот запах. Ничего отталкивающего. Ничего тревожащего. А еще я чувствую, что в комнате пахнет чем-то еще. Кажется…цветами?
Плавно встаю с постели и вижу, как на пустом столике в гостиной стоит прозрачная полусфера с букетом нежно-розовых цветов с продолговатыми бутонами. Когда мы ложились спать, цветов в комнате не было.
Рин возвращается из кухни и ловит мой взгляд, направленный на цветы. Я перевожу взгляд на его лицо и вижу легкую полуулыбку. Когда миранец улыбается, он немного криво приподнимает один край губы, его лицо становится мягче, а в уголках глаз собираются небольшие морщинки.
- С днем рождения, Элина – говорит Рин – это твои цветы. Я не знаю, какие ты любишь, и не знаю, любишь ли вообще. Так что поступил банально, следуя вашим человеческим традициям.
- Спасибо – произношу тихо. В сердце поднимается приятное тепло, оно словно оплетает легкие и делает вдыхаемый воздух легче и слаще – я люблю цветы, а такие вижу в первый раз.
- Это локсы. Их выращивают на Дилосе.
Я встаю и подхожу к букету. Провожу кончиками пальцев по бархатным бутонам, и они раскрываются от этих движений, обнажая яркие сине-фиолетовые пестики, и их аромат, пряный и горьковатый, становится еще интенсивнее.
Я поворачиваюсь к Рину и улыбаюсь. Миранец застыл на том же месте и внимательно наблюдает за мной. Когда он видит мою реакцию, то расслабляется. Неужели ему так важно было видеть, что мне понравился его подарок? Если так, то, возможно, в наших отношениях все будет не так плохо, как я рисовала в своей голове. По крайней мере, те сигналы, что я считываю, искренние. И забота, и беспокойство, и некая…теплота, и желание понравиться.
То есть он прекрасно осознает, что бежать от него мне некуда. Что я загнана в ловушку и при любом раскладе должна принять эту связь, независимо от моих желаний. Он мог бы делать все, что заблагорассудится. Безусловно, в контракте замыкающих, а я читала его хоть и быстро, но внимательно, четко указано, что миранские мужья не имеют права навредить физически своим человеческим женам, не имеют права принуждать к близости или деторождению и еще несколько пунктов подобного плана. Но ведь любой разумный прекрасно осознает, сколько всего можно сделать, даже не применяя физическое насилие. Все же женщины, становясь их замыкающими, становятся в некотором роде зависимыми. Пусть эта зависимость и обоюдная.
Рин делает нам завтрак. Он предусмотрительно заказал продукты и на этот прием пищи. Я привожу себя в порядок и, как и вчера вечером, сажусь за накрытый стол. От моей помощи миранец отказывается, и я почти уверена в том, что он искренне рад о ком-то заботиться.
- Ночью я связывался с побратимами – сообщает мужчина – я рассказал им, что у тебя сегодня день рождения, и мы договорились, что подготовим подарок уже на Миране.
- Да не стоило... – начинаю я, но Рин меня обрывает.
- Возражения не примем – он добавляет в голос властные ноты, и я киваю, понимая, что начинать спор не стоит. В глубине души я рада, что повод для проявления его властности не несет для меня ничего негативного. Да и мои возражения скорее отголоски того сопротивления, которое еще бурлит в душе. Но не кипит.
- Почему ты закончила академию так поздно? – слышу я неожиданный вопрос – ваше обучение ведь длится пять лет и начинается в 18?
- Я начала обучение в 20 по…личным причинам.
Рин немного наклоняет голову, ожидая продолжения рассказа.
- С 18 до 20 лет я проходила реабилитацию – я пытаюсь говорить отстранённо, но неприятная часть моего прошлого заставляет поморщиться – незадолго до поступления в академию мы с отцом попали в аварию. Аэролет упал. Папа... не выжил. Неисправность защитного экрана. Я получила травму, и потребовалось время, чтобы медкомиссия признала меня годной к обучению и службе.