- Буду! - огрызнулся Олег.
- Что-о-о? - взревел Труд Валентинович, расстегивая ремень. - Мы из него человека с высшим образованием хотели сделать, а он из-за какой-то давалки... Эх ты, бабашка!
- Она не давалка!
- Тем более!
Порки не получилось по причине буйного несогласия воспитуемого с такой непедагогической мерой воздействия. На грохот упавшей этажерки и крики Людмилы Константиновны сбежался Дмитрий Сергеевич. Он и оттащил разъяренного, побагровевшего Труда Валентиновича от Олега.
- Убирайся отсюда! - орал отец, вырываясь.
- Это и мой дом! - всхлипывал Башмаков, потирая помятую шею.
- Твои одни только сопли! Олег хлопнул дверью так, что домик, выстроенный давным-давно, содрогнулся вековой штукатуркой. Ночевал он на Ярославском вокзале, где до рассвета рассказывал свою печальную историю какому-то командированному, который тоже грустно поведал про утраченный чемодан с совершенно новой пижамой:
- И ведь глаз с него не сводил... Только задумался на минуточку!
На следующий день Башмаков - без эскимо - встретил Оксану возле проходной и объяснил, что подрался с отцом и ушел из дому.
- Из-за меня? - восхитилась она.
- Из-за института.
- Значит, из-за меня. Горе ты мое! Ну, поехали в общагу - Нюрка как раз в деревню за салом отвалила. Оксана отвлекла дежурную легким скандальцем, и Олег проскользнул мимо поста. Стены комнатки были заклеены портретами Муслима Магомаева, Евгения Мартынова и Анны Герман, вырезанными из журналов. На веревке, натянутой наискосок, сушились женские мелочи. На столе лежала записка: "Харчо я доела, а котлеты остались тебе. Н.". Олег насчитал три ошибки: две орфографические и одну синтаксическую. В ту ночь Оксана была готова, кажется, на все, но Башмаков проявил удивившую ее сдержанность и лег спать на Нюркину кровать.
- Ты чего? - удивилась она.
- Мужу твоему ничего не останется.
- А ты передумал жениться, что ли?
- Нет, не передумал.
Большой знаток жизни сосед Дмитрий Сергеевич как-то сообщил Олегу, будто "нераспечатанные" подружки, которым девственность служит чем-то вроде пояса верности, обычно дожидаются парней из армии, а, соответственно, "распечатанные" пускаются во все тяжкие: "У меня вот одна официантка, целехонькая, парня три года с флота ждала. Никого к себе не подпускала".
Когда Олег через два дня вернулся домой, испуганные родители мудро и дальновидно сняли свои требования и настояли лишь на том, что все разговоры о женитьбе откладываются до возвращения из армии. Сейчас смешно даже вспоминать, но в ту пору он совершенно серьезно воображал, как придет из армии, возможно, даже с орденом, как они поженятся, вместе поступят в институт и он приучит свою молодую жену читать книжки.
Отец устроил Олега к себе в типографию курьером. Зарплата была маленькая, а носишься на своих двоих по всей Москве с утра до вечера. Зато пошел трудовой стаж, да и на любовное томление, как рассудили мудрые родители, сил поменьше остается. В апреле Олег с разрешения матери пригласил Оксану на свой день рождения, фактически совпавший с проводами в армию. Народу собралось много: несколько школьных друзей, взиравших на Оксану с определенным недоумением, соседи по коммуналке. Приехала из Егорьевска бабушка Евдокия Сидоровна, отцова мать. Людмила Константиновна была внешне дружелюбна, даже беседовала с Оксаной о состоянии текстильной промышленности, но лицо ее при этом выражало следующее: "Если случится невозможное и эта лимитчица станет моей невесткой, я приму цианистый калий и никакой помощи от меня не ждите!" А бабушке Дуне, напротив, Оксана понравилась, и она радостно делилась с соседями:
- Справная деваха. Телистая. Повезло Олежке!
Дмитрий Сергеевич опоздал, но принес из вагона-ресторана кастрюлю затвердевших эскалопов и разглядывал Оксану с настойчивым интересом. А выпив, даже стал зазывать ее к себе на работу, живописуя железнодорожную романтику и красоты транссибирской магистрали. Отец был в веселом расположении духа, соорудил из старой наволочки макет армейской портянки и учил сына наворачивать ее на ногу. Они окончательно помирились, и Труд Валентинович под большим секретом, выведя сына на лестничную клетку, рассказал, что в 52-м, до женитьбы, у него тоже была ткачиха, раскосая татарочка Флюра:
- Девка непродолбенная!
Потом Олег поехал провожать свою основательно захмелевшую возлюбленную. Они всю дорогу буйно целовались под неодобрительными взглядами прохожих, а когда добрались до общежития, Оксана сунула дежурной трешку и буквально силой затащила Олега к себе. Сонную Нюрку, в ужасе закрывавшую руками зеленые бигуди, она буквально вытолкнула из комнаты. Едва закрыв дверь, Оксана прямо-таки набросилась на смятенного призывника.
- Зачем?! - отбивался он.
- Чтоб ты меня не забыл, дурында ты правильная! она стала торопливо расстегивать башмаковские брюки, горячо дыша ему в лицо выпивкой и закуской.
И он решился... Но, увы, его неопытное вожделение тут же бурно скончалось в требовательных Оксаниных пальцах.
- Недолет! - ласково и в то же время обидно рассмеялась в темноте она.
- Ладно. Поезжай домой! А то Нюрка обозлится. И мамаша твоя глаза мне повыковыряет!
- Ты меня будешь ждать?
- Уже жду. Ты разве не видишь?
Мучительные воспоминания об этом "недолете" еще долго, до самой встречи с Катей, осложняли Башмакову личную жизнь. Родители дождались своего часа и, специально разведав, подробно, с деланным сочувствием написали Олегу в армию про то, чем занимается его первая любовь, покуда он выполняет свой ратный долг. Рядовой Башмаков сначала не поверил, но писем от Оксаны в самом деле не было - ни одного. И с ним началось такое, что месяц его даже не пускали в караул, боясь оставить наедине с АКМом. Замполит, присмотревшись, вызвал Олега в ленкомнату и первым делом приказал:
- Фотку покажи!
Олег, серый от переживаний, вынул вложенный в военный билет снимок и протянул капитану.
- Кандидатка в мастера спорта, - мрачно молвил замполит, чья жена, по слухам, наотрез отказалась ехать с ним сюда, на Сахалин.
- Какого спорта? - оторопел рядовой Башмаков.
- Какого? Троеборье в койке. Забудь о ней! - приказал замполит. И Олег не сразу, но забыл. Во всяком случае, ему так казалось. Напомнил рядовой Дарьялов, за что и получил по фанере, да так, что Башмаков уже увольнялся, а разговорчивый салабон все еще покашливал, хватаясь за грудь. Со временем Дарьялов стал модным художником, а прославился он во второй половине 80-х картиной "Неуставняк". Полотно изображало кровожадных волчар, одетых в дембельские кители и рвущих на куски нагого, беззащитного салажонка. Ветин отец, оказывается, даже купил несколько картин Дарьялова. Недавно Башмаков и Вета навестили его выставку в Манеже и даже подошли, чтобы пожать художнику руку. Дарьялов, чахоточно покашливая, поблагодарил за лестные отзывы, но однополчанина, конечно, не узнал. А сам Олег Трудович не решился напомнить живописцу о своей роли в становлении его недюжинного таланта...