Свирк так и пролежал весь остаток дня, присматриваясь к жизни клана, изучая подробности его быта. Шатры, как оказалось, стояли не в беспорядке, а строго закономерно, ближе к центру располагались палатки, где жили женщины и дети, воинские обиталища стояли чуть поодаль от них, окружая центр лагеря надежной защитой. К тому же они были поставлены с таким расчетом, чтобы в случае неожиданного нападения, между охотниками и лесом было достаточное расстояние для подготовки к отражению атаки, и еще небольшой промежуток был между женскими и воинскими палатками, оставляя место для отступления.
Ближе к ночи глисс задумал вылазку. Конечно, можно было пролежать еще сутки и даже двое, но на его взгляд, толку в этом было чуть. Ведь оборотники, даже не подозревали об его существовании, да и скрывать им было судя по всему некого и нечего. Единственным шансом, который видел Свирк, было ночью пробраться к шатру их Вожака и попробовать подслушать, может в разговорах он найдёт какой-либо намек на то, что его интересует. Как только достаточно стемнело и в лагере утих детский плач, юноша осторожно пополз в сторону самого большого шатра, разумно полагая, что такая гигантская палатка не может принадлежать простому воину. Никто не может отыскать глисса в темноте, если только тот сам не захочет, чтобы его нашли. Темная шкура, равномерные, практически незаметные движения так свойственные его дальним предкам гигантским ящерам, делали его совсем незаметным на фоне еле колышущейся по сенью ночного ветерка растительности. Он никуда не торопился, мысленно сливаясь с окружающим миром, как учили его с самого детства. Как наяву ему сейчас виделся старый Суорви, сидящий на завалинке и распекающий нерадивых отроков. На каждом уроке он не забывал повторять: «Никогда не получится воина и разведчика из глисса, не умеющего соединиться внутри себя с шорохом листвы, дуновением ветерка или быстрым полетом птицы, а получится из него большая, глупая ящерица, к тому же очень мало живущая». Несмотря на дурной характер и склонность к различным отступлениям, касающихся его бурной молодости, во время своих рассказов, Суорви сумел-таки вдолбить нерадивым ученикам это чувство. Сейчас Свирк вспоминал его с благодарностью, жалея только о том, что слишком мало слушал старого воина, тот, небось, знал еще немало полезного. Сейчас любая мелочь могла бы ему пригодится. Все эти мысли в мгновение пролетели в его разуме и тут же исчезли, оставив место холодной сосредоточенности и ощущениям. Большой шатер приближался, ему казалось, что это не он тщательно вымеряя каждое движение ползёт к нему, а наоборот, его темнеющая громада накрывает его своим пологом. Прошел час, а может и больше до того момента, как он оказался около хорошо выскобленной шкуры, пахнущей пылью и сырой землей. Она являлась задней стенкой шатра и в одном месте совсем не плотно прилегала к почве, именно там и устроился юный глисс, приготовившись к долгому ожиданию. Возвращаться обратно он собирался под утро. Пока ничего интересного не происходило. Внутри шла обычная беседа про внутренние дела клана, и ближайших планах на будущее. Один из говоривших, судя по всему Вожак, часто прерывался, отхлебывая какой-то напиток, второй больше молчал изредка вставляя короткие реплики. Свирк под монотонное, ослабленное тяжелыми шкурами, бормотание начинал чувствовать, как его глаза сами собой начинают закрываться. С большим трудом, усилием воли он отгонял от себя сонную одурь, но она завладевала им всё больше и больше. Уже почти погрузившись в сон, он услышал несколько фраз, которые мигом стряхнули с него накатившее оцепенение.