У Сергея Борисовича была примечательная привычка — он никогда не выбрасывал никакие деловые бумаги, к которым относил и ежедневники. Он пролистал ежедневник за 1991 год и нашел то, что искал. На странице, помеченной вторым августа, значилось: "Олег Валерьянович Совков. Съемка". В ближайшие же часы Пилястров уточнил, что Совков появляется около коттеджа исключительно в дни своих дежурств, а по графику работников телефонного узла первые четыре дня августа Совков должен был отдыхать. И тут же он сообразил: обычно людей хоронят на третий день после смерти, значит, именно ко второму августа Совков решил приурочить это событие и, значит, дело он свое намерен сделать 31 июля. Однако каким образом?
Пилястров разгадал и эту загадку. Ответ он нашел в папке с набросками и чертежами, которые Совков оставил в кабинете Кохановского и которую Сергей Борисович также положил в архив. Помнится, тогда, бегло просмотрев содержимое папки, он отметил, что в ней немало любопытного, но его это тогда не занимало. Его это заинтересовало сейчас. Имея ту же специальность, что и Совков, Пилястров сразу оценил оригинальность идеи.
Разговор с Андреем был короткий.
— Тебе не надоело постоянно торчать при Георгии Александровиче?
Андрей вздохнул. Ему было 28 лет, из них он шесть лет по сути вычеркнул из своей жизни. Однако та цена, которую ему за это уплатили, примиряла его с обстоятельствами.
— Ты будешь получать не меньше, а, может, и больше. При этом у тебя будет нормальная работа и нормальная жизнь. Тебя это устраивает?
Андрей, не задумываясь, ответил:
— Да.
Глава 6
Телефон зазвенел, и Пилястров тут же снял трубку.
— Все в порядке, — сообщил Андрей. — Он только что вышел из дома. А тот ждет уже минут пятнадцать. Но… — Андрей сделал паузу, и Пилястров все понял.
— Если что, ты знаешь, как действовать.
— Да, — подтвердил Андрей.
Накануне Совков окончательно выверил все. Взрыв должен был прозвучать минут через двадцать после того, как Кохановский займет привычное место. Десять минут туда, десять минут сюда — для страховки. Совков стоял в своем укрытии, сжимая в руках "птичку" и чувствуя, как все холоднее становятся его ладони и все горячее лоб. Он долго ждал этих минут, и вот они настали. Наступила пора действовать, но…
Совков с ужасом сознавал, что минуты капают сквозь его пальцы, которые продолжают стискивать чужую смерть, а сам он не может даже пошевелить этими пальцами — тяжелыми, словно каменные наросты на каменных руках. Его мысли бешено бились о черепную коробку, его глаза с дикой резью наблюдали приближающегося Кохановского, его душа заходилась в крике… Однако налившиеся неизмеримой тяжестью руки оставались недвижимы.
В тот летний вечер Кохановский как обычно вышел прогуляться и как обычно сел на скамейку, предавшись размышлениям о только что перечтенном "Житие протопопа Аввакума". Он думал, что фанатизм, тесно переплетенный со стоицизмом, способен порождать некую сверхчеловеческую энергию, для которой все земное бессмысленно. И еще он думал о том, что очень интересно познавать истоки чужого самоотречения, но все же человек рожден отнюдь не для страданий, а для удобной жизни, которую не заменит никакая фанатичная вера.
Он смотрел на деревья, на траву, на клумбу с неведомыми ему цветами и вдруг увидел яркую вспышку — нечто безумно-ослепительное, перемешанное с комьями земли и клочками зелени.
Георгий Александрович Кохановский ничего не успел понять и не успел ничего испугаться. Смерть накрыла его мгновенно и бесшумно. Георгий Александрович ее не услышал. Как не слышал никогда и ничего в своей жизни.
Глава 7
— Олег Валерьянович! Вы ли это?
Пилястрову не было нужды окликать Совкова, но он не смог удержаться. Он давно заприметил, как тот брел по кладбищенской аллее, не спеша "пересекся" с моментом погребения, на минуту приостановился — ни дать, ни взять случайный любопытствующий. Пилястров окликнул Совкова, когда тот направился уже к воротам кладбища, с интересом наблюдая, как Олег Валерьянович слегка вздрогнул, обернулся и принялся морщить лоб, словно пытаясь вытащить из глубин памяти облик человека, назвавшего его имя.
"А актер-то вы так себе. Плохонький, прямо скажем, актеришка", — подумал Пилястров и мысленно добавил: "Как, впрочем, и убийца".