— Замечательно! — пылко воскликнул я, с не меньшей, но хорошо скрываемой брезгливостью схватил остатки растерзанной газеты и вперился в них так, словно надеялся обнаружить прилипшие крупицы золота. Увы. Путем честного поиска Вера Аркадьевна нашла все, кроме того самого листа, где с одной стороны была реклама "Дрофы", а с другой — фотография Потоцкого.
— Это вас устроит? — спросила она с чувством исполненного долга.
— Вполне, — соврал я и уточнил: — Вы случайно не помните, когда Сергей Павлович купил газету?
— В субботу утром. В тот день, когда Глеба… — она осеклась.
— Уж вы извините, что я вас заставил рыться… — попытался я переключить ее внимание.
— Ничего, ничего. Вам не стоит обо мне беспокоиться.
Но я о ней побеспокоился: попрощался, захватив с собой газетные листы и не сказав ни слова, зачем мне все это понадобилось. Иногда умолчание — лучшее проявление гуманизма. Проходя по двору, я увидел мусорный бак. Я скомкал газетные листы и выбросил их в груду прочих отбросов.
Глава 8
Я ничего не понимаю в бухгалтерии и потому охотно признаю, что в наше бурное время, когда налогов и налоговых инспекторов больше, чем денег, хороший главбух в фирме — все равно, что Папа Римский в Ватикане. Так же свят и незыблем. Наша Валентина, может, и не свята (уж точно, что не свята), но, безусловно, незыблема. Причем во всех смыслах. У нее рост под метр восемьдесят, фигура, как монумент полководцу, а потому она способна кого угодно задавить не только финансово, но и физически.
Меня она сегодня чуть не лишила жизни. Сцапала на пороге конторы своими ручищами и проорала:
— Где, черт побери, этот сукин сын Погребецкий?! Уже два дня не кажет нос на работу! Бабник проклятый, наверняка с какой-то девицей шуры-муры водит! А я не могу отправить платежки в банк! И на кой леший шеф именно ему оставил право банковской подписи!
Чуть было не задохнувшись (в порыве гнева на моего лучшего друга Валентина так меня стиснула, что передавила диафрагму) и чуть было не оглохнув (почему-то Валентина решила, что для пущей доходчивости орать мне надо в самое ухо), я просипела, что сейчас позвоню Игорю на мобильный телефон.
— Куда ты к черту позвонишь! — не унималась Валентина. — Уже звонила! Полная глухота!
Глухота вообще-то ждала меня. Я все-таки набрала номер, но вместо баритона Погребецкого услышала запрограммированный писклявый голос: "Телефон отключен". Валентина по этому поводу разразилась проклятиями, пообещав, что, когда выловит Погребецкого, обязательно его убьет. Но не сразу. Сначала заставит подписать его на месяц вперед стопку платежек и банковских чеков. Такая отсрочка была уже большим благом. У Игоря оставалась надежда как-то умудриться спасти свою жизнь.
Отпущенная, наконец, главбухом на волю, я добралась до кабинета и вознамерилась попить кофе, а заодно, в отсутствии Погребецкого, втихаря покурить в окно. Но в это время в коридоре раздалось нечто, напоминающее залп артиллерийского орудия.
— А-а-а! Явился! Соизволил!
А затем что-то загрохотало, как будто на пол рухнул слон. Я подскочила к двери в страшном предчувствии увидеть распростертое тело лучшего друга, которое в ярости топчет ногами бесценный главбух, но тут затренькал телефон. Звонил Сергей Павлович. Смущаясь, он сообщил, что к Вере Аркадьевне приходил Игорь, но дело даже не в этом, он мне сам все расскажет, а главное — позвонил Виктор Хан и поинтересовался, не нужно ли их, Кавешниковых, машину отвезти в ремонтную мастерскую. Смущало Сергея Павловича не само предложение — в отсутствии Ольги, которая раз в год отдавала машину в мастерскую на профилактику, такую любезность вполне мог оказать Виктор. Смущало Сергея Павловича, что он должен сообщать об этом, словно донос писать.
Я, конечно, принялась Сергея Павловича успокаивать. Наговорила кучу разных разностей про тайну следствия, про деликатный подход к каждому, кто задействован в этом деле, про то, про се… Кажется, он мне поверил, хотя и заметил, что чувствует себя перед Виктором, в чьих благих помыслах нисколько не сомневается, крайне неловко.
Я бы тоже еще несколько дней назад нисколько не усомнилась в благих помыслах Хана. Все мы знали, что у него есть свои мастера. В свое время он пристроил к ним Струевых с их стареньким "Запорожцем", на котором те ныне ездят разве что на дачу. Марина Ивановна считает, что приличным людям поехать сегодня на такой колымаге по городу — все равно что явиться на банкет в валенках. Виктор и Кавешниковым предлагал услуги своих мастеров, но у них были свои. Так же, как и у меня, — мне Виктор тоже предлагал.