И тут я подумал, что трезвый разум — это, конечно, хорошо, но есть еще и загадочная русская душа, которая отдушину себе всегда найдет. Если нельзя, но очень хочется или очень надо, то значит можно. А посему нет такой дороги, которую обладатель загадочной души не объедет по другой дороге. Я перестроился в левый ряд, развернулся и двинулся вперед, то есть назад, не слишком нажимая на газ и внимательно озирая окрестности.
Километра через два я увидел то, что искал, — едва заметный из-за бурно разросшейся травы съезд с обочины, который тут же исчезал в лесу. Мне пришлось переждать штук десять автомобилей, несущихся в обратном направлении, пока удалось пересечь шоссе и направиться по дороге, которую правильнее было бы назвать тропинкой. Но машина по ней могла двигаться. Непонятно, кто и зачем проложил здесь путь, но было вполне понятно, что ездили здесь разве что по праздникам и в абсолютно сухую погоду: даже маленький дождик превратил бы это подобие дороги в смесь травы и непролазной грязи.
Я ехал черепашьим шагом, тщательно стараясь не разбить днище о кочки и не напороться шинами на валявшиеся сучья. Моя "Тойота", конечно, не юная девушка, однако и не настолько стара, чтобы отправиться к праотцам с чувством насыщенно прожитой долгой жизни. Ее японским родителям и в голову не приходило, что ее путь может оказаться столь тернист, однако она уже попривыкла к суровой российской земле, так что вела себя без особого нытья. Тем не менее мне не следовало терять бдительность. Я и не терял, все дальше удаляясь от шоссе в непонятном направлении.
Лес закончился как-то неожиданно и довольно быстро, словно взяли все деревья и ножом срезали, а дальше — чистое поле. И в этом поле стояло большое приземистое здание, разделенное на три части. Среднюю часть этого сооружения, похожего то ли на ангар, то ли на амбар, выстроили, вероятно, давно и без всяких претензий на эстетику: бурые, местами обломанные кирпичи кое-как лепились друг к другу с помощью цементных лохмотьев. Зато с двух сторон ангар подпирали пристройки из новеньких розовых кирпичей, подогнанных почти с ювелирной точностью. Все это напоминало поставленный на попа сэндвич с румяными свежими хлебцами и основательно подгнившей начинкой.
Я подъехал к задней пристройке, на которой не было никакой вывески. Зато вывеска была на противоположной стороне здания, с моей стороны она читалась как полная абракадабра — ЯАКСРЕТСАМОТВА. Понятно, что все это совсем не предназначалось для идиотов, которые "срезают" несколько километров по прямой, но по кочкам и сучьям. Нормальные люди, подъезжающие сюда по асфальтированной дороге, легко могли прочитать — АВТОМАСТЕРСКАЯ. Я не стал уподобляться нормальным людям и, оставив машину около заднего крыльца, толкнул металлическую дверь черного хода. Она поддалась легко, совершенно бесшумно, открыв путь в крохотную прихожую, где не было ничего, даже окон, зато на полу лежал резиновый коврик. Я толкнул следующую дверь и очутился в большой, очень чистой комнате, обитой деревянными панелями. Даже беглого взгляда хватило, чтобы оценить заботливое отношение хозяина мастерской к бытовым удобствам своих работников. В комнате стояли стол, диван, два кресла, удобные стулья и импортный телевизор — все достаточно новое. В правом углу виднелся проем, я заглянул туда и обнаружил хорошо оборудованную кухню. В левом углу была дверь, неплотно притворенная, и я опять же поддался любопытству, глянув в щелочку. Судя по всему, здесь начиналась сауна. Я, правда, сумел рассмотреть только большой стол с самоваром и часть двери, которая, вероятно, вела в парилку — из глубины слышались невнятные голоса и шум душа.
Я тихонько вышел из комнаты отдыха и оказался в следующей комнате, оборудованной кабинками для одежды. На пороге опять же лежал резиновый коврик. Похоже, Пак в своей любви к аккуратности не уступал приятелю Хану. Я бы не удивился, если бы, толкнув дверь, ведущую из раздевалки, очутился еще в каком-нибудь помещении, предназначенном, например, для мытья сапог. Но я наконец попал в тот самый ангар-амбар со старыми кирпичными стенами, который и служил мастерской. Здесь стоял десяток машин самого разного вида — от уже с иголочки до разобранной по самые колеса.