Кавешников, прекрасно знающий цену таким утешениям, скорбно покачал головой. Зато отреагировала Вера Аркадьевна:
— Ах, о чем ты говоришь, Костя!
В этом замершем царстве она единственная демонстрировала способность человечества к движению — мерно расхаживала по комнате безо всякого смысла, опустив голову и сосредоточенно глядя на сцепленные у груди руки. Именно так я представлял себе артиста, погружающегося в сложную роль за несколько минут до того, как поднимется занавес.
Занавес поднялся на удивление быстро. В дверь настойчиво позвонили, и в квартире, словно в буфете во время антракта, образовалась толпа. В принципе заявились-то всего шесть человек, однако милиционеры, приезжающие на место убийства, деликатностью обычно не отличаются, зато отличаются громкими голосами и тяжелой поступью. Конечно, их ждали. Но ожидание тайфуна не смягчает того "удовольствия", которое он доставляет.
Появление же Ивана Земцова вполне можно было сравнить с тем, как перед утлым суденышком вдруг вырастает гигантский айсберг. Ростом под два метра, шириной с трехстворчатый шкаф, с шеей, подобной стволу древнего баобаба, и кулаками, способными заменить кувалды, он смотрелся еще той фигурой — в прямом и переносном смысле. Ивану еще не исполнилось сорока, но тянул он на большее — может, из-за ранней седины, придававшей его коротким и жестким волосам стальной цвет, может, из-за суровости грубоватого лица, которое смягчали лишь печальные, как у сенбернара, глаза. Когда Земцов раскрыл рот, чтобы произнести первое слово, почти все, похоже, решили, что на них обрушится камнепад. Но ничего подобного не произошло. Иван заговорил тихим приглушенным голосом, каким разговаривал почти всегда:
— Кто мне может внятно объяснить, что здесь творится?
— Там мертвый Глеб, — пролепетала Елена Витальевна и заплакала.
На нее посмотрели сочувственно, но утешать никто не бросился.
— Знаем и с этим разбираемся, — невозмутимо сказал Земцов. — Меня интересует, как это случилось.
— Нас это, представьте, тоже интересует, — подала вдруг голос Марина Ивановна.
На нее посмотрели с укоризной, но опровергать тоже никто не стал.
— Я могу рассказать, — взяла инициативу Варвара.
— Ты — после.
Иван даже не шелохнулся в ее сторону, продемонстрировав явное отсутствие интереса к ее информации. Но никто другой поделиться своей информацией отнюдь не рвался.
— Хорошо, тогда беседовать начнем по отдельности. — Земцов уставился на Сергея Павловича. — Вы — первый. Как хозяин.
— Да, да, конечно…
Кавешников имел вид вовсе не хозяина, а растерянного гостя, случайно попавшего на чужие поминки. Таким он остался и минут через пятнадцать, когда вернулся, заметив извиняющимся тоном:
— Иван Демьянович вполне приличный человек. И вежливый. Пожалуйста, друзья мои, кто-нибудь следующий. Может, ты, Верочка?
Вера Аркадьевна, которая после ухода мужа вновь возобновила свое бесцельное блуждание по комнате, резко остановилась и без слов вышла за дверь. Все остальные уставились на Кавешникова. Они по-прежнему молчали, но их красноречивые взоры не нуждались в озвучивании.
— Я просто рассказал, как было. И все. Он почти даже не задавал вопросов. Правда, спросил, нет ли у меня предположений… в том смысле, кто бы мог Глеба… — Слово "убить" Сергей Павлович не осмеливался произнести вслух. — Но я ни на кого не думаю! Никто не мог этого сделать! Абсолютно никто! Я так и сказал! А он, представляете, отнесся к этому… в общем, совершенно спокойно.
— Он наверняка подумает на нас с вами, Сергей Павлович, — сказал Костя Поспелов тем тоном, каким, вероятно, привык ставить диагнозы.
Сидевшая к нему вполоборота Марина Ивановна Струева резко обернулась и сердито бросила:
— Ты несешь полный бред!
— А вот и нет! — Костя гордо вскинул голову и даже слегка выпятил грудь, как бы примериваясь к звезде Героя. — Глеба убили одним ударом. Одним точным ударом! Это мог сделать только тот, кто знает, куда бить. Кто хорошо знает анатомию. А мы с Сергеем Павловичем — врачи!
— Кардиологи! — Марина Ивановна не скрывала раздражения. — Следуя твоей логике, вы должны были пырнуть его ножом в сердце.
— Все равно мы самые подозрительные! — не сдавался Костя.
Струева скривила тонкие губы — они совсем превратились в ниточки.
— Марина права, — поддержал жену Евгений Борисович. — Не надо ничего фантазировать. Ты только все еще больше запутаешь. Никто из нас никогда ничего подобного не подумает на тебя и Сергея Павловича. — Он устало вздохнул. — Я, например, так и скажу.