Я взял ее под локоть, препроводил в комнату и предоставил право самой решать, куда ей удобнее опустить свое изысканное тело: в одно из двух кресел, разделенных журнальным столиком (так сказать, официальный вариант), либо на диван (это был бы уже вариант, рождающий фантазии). Конечно, она могла бы сесть на один из стульев около стола, но тогда я бы и вовсе не знал, что подумать.
Валерия выбрала диван. Я присел рядом, но на некотором расстоянии (надо все же соблюдать правила приличия) и уставился на нее. Обзор был очень неплох: я видел ускользающий вниз разрез на груди, устремляющийся вверх разрез на подоле и втайне надеялся, что они соединятся.
— У меня большая проблема, — произнесла она со смесью печали и нежности. — Я не могу рассказать о ней никому, даже Варваре. Я надеюсь только на тебя.
От ее "ты" по моим ушам расплылся сладкий сироп. Она еще ни разу не говорила мне "ты". Она вообще ни разу не говорила со мной столь проникновенно. Если, разумеется, произнесенную ею короткую фразу можно уже назвать разговором.
— Я весь внимание, — сказал я тоном, вполне соответствующим ее зачину.
— Но сначала я хочу спросить. — Взор Валерии припал к моему лицу, словно губы в долгом поцелуе. — Вы все считаете, что Глеба убил мужчина?
— Ну от чего же! — Я ответил ей столь же проникновенным взором, с которым, вероятно, не слишком хорошо сочеталась легкая полуирония в голосе. — Варвара, например, думает, что это фантом с Луны.
Валерия покачала головой.
— Да, это было бы наиболее логичным. — Ее взгляд соскользнул с моего лица и обосновался на противоположной стене — как раз в том месте, где висели настенные часы. Наверное, "лицо" времени ее успокаивало больше, чем мое.
— Все указывает на то, что это мужчина. И даже очень определенный.
— К сожалению, ничто ни на кого нам не указывает, — не стал я кривить душой.
— Да? — Она покосилась на меня и вновь предпочла часы. — Сильно сомневаюсь. Хотя… Я, конечно, не специалист, но мне кажется, милиция предпочитает прямые пути…
— Но потом может пойти и по закоулкам, — заступился я за коллег.
— Да, да, разумеется, — поспешно согласилась Валерия.
— Я потому и обращаюсь к тебе. Только, пожалуйста, не перебивай, даже если тебе что-то покажется неверным. Я долго думала и долго решалась, и я боюсь сбиться с мысли.
Ну уж в последнее я не мог бы поверить никогда. Но я ничего такого не сказал, лишь клятвенно сложил руки в знак полного уверения в собственной немоте. Валерия вздохнула и переместила взгляд с часов на собственные колени. Никогда бы не подумал, что они придают ей решительность — вот мне бы наверняка придали.
— Как мне кажется, все указывает на то, что Глеба убил мужчина. Я не верю, что это было сделано спонтанно. Для убийства нужна слишком сильная причина, а ни у кого из нас такой причины просто не могло быть. Мне кажется, что ни у кого вообще никакой причины быть не могло и все же… Чтобы ударить человека молотком один раз и до смерти, нужны сила, решительность и знание, куда бить. Среди нас было четверо мужчин, не считая самого Глеба. Евгения Борисовича я исключаю сразу. Он слишком мягкий человек и вообще ни на что не способен отважиться. — При этих словах я хмыкнул. Но про себя, разумеется. — Виктор Хан — да, он сильный, решительный, но… Он патологический эстет и чистюля. А это грязное убийство — во всех отношениях. Кроме того, где гарантия, что Глеб оказался бы на кухне один, что он бы не крикнул и кто-то не услышал, что под руку попался бы молоток? Допустим, молоток можно было приготовить заранее, но как угадать все остальное? Согласись, это ведь было очень рискованное убийство, едва ли не на глазах у всех. Виктор никогда бы не стал так рисковать. Он самый хладнокровный и самый расчетливый из нас. Он заранее бы все рассчитал и нашел самый надежный способ при самых надежных времени и обстоятельствах.
Я не возражал, что Виктор — самый хладнокровный. Но — из мужчин. Потому что из женщин самой хладнокровной уж точно была сама Валерия. Я об этом и раньше догадывался, а сейчас убедился в очередной раз. Она уже не волновалась, не искала глазами опору в посторонних предметах, она излагала хорошо продуманное, прямо глядя мне в глаза.
— Остаются Сергей Павлович и Костя. По идее, они самые подозрительные, потому что они врачи. Они единственные точно знают, куда ударить человека, чтобы наверняка. Пусть Сергею Павловичу зачем-то понадобилось избавиться от будущего зятя, но зачем ему все это делать в собственно доме? Для него дом — это святое место, а Вера Аркадьевна — святая женщина. Но ведь эту женщину он бы точно так же, как и всех остальных, поставил бы под подозрение. Нет, он ни в коем случае не сделал бы это в своем доме. Не стал бы делать это в доме Кавешниковых и Костя. Ну хотя бы потому, что при желании он мог совершенно спокойно избавиться от Глеба примерно месяц назад. Причем, открыто и без малейшего риска.